– эта равнина и все.
Ишан не поверил, пошел, посмотрел. Да, действительно, равнина оканчивалась обрывом, а сама скала плыла в воздухе, словно серое облако.
– Вот видишь, – вздохнула Маташ. – Только отец знает, как отсюда уйти, даже я не могу.
– Твой отец див?
Она вздохнула.
– Давай не будем об этом.
Ишан сделал вид, что обиделся.
– Не обижайся, он сам все тебе расскажет, а если нет, я расскажу.
– Завтра?
– Завтра.
Вскоре живот снова дал знать, что не прочь бы поесть. Хитрый, дома Ишан после такой еды до вечера бы не ел, и еще бы до следующего дня хватило, а тут живот знает, что плов неподалеку, вот и начинает бунтовать.
– Не перекусить бы нам?
– Хорошо.
На этот раз Маташ принесла темный плов. Он был острее и имел сладковатый вкус. Ишан ел и нахваливал. Маленькая хозяйка расцвела и поспешила похвастаться.
– Я умею готовить двадцать блюд из риса.
Ишан поспешил осадить ее.
– Двадцать блюд – дело нехитрое, если разные сорта риса. Попробуй приготовить двадцать блюд из одного сорта. Сможешь?
Маташ задумалась.
– Семь смогу, нет, восемь, больше не смогу.
– Вот видишь. Кстати, откуда у вас пища?
– Рис, муку, масло отец приносит, мясо – Шамсин.
– Кто это?
– Ты его увидишь.
– Ты же говорила, здесь, кроме вас, никого нет.
– Людей нет.
– Значит, Шамсин – не человек.
– Нет… Ты поел, чай будешь?
– Чай?
– С халвой.
– С халвой!?
– Почему ты так поразился?
– У вас и халва есть?
– Есть.
– Каждый день?
– Каждый день, если хотим, а у вас?
– У нас… я халву раз в жизни ел. За халвой я в город шел. Три дня туда, три дня назад, день там.
– Ты так ее любишь?
– Не для меня, для Ашат. Она заболела, все ей кажется горьким, а ей молоко пить нужно. Вот я и подумал, если достать халвы, может, ей станет лучше?
Маташ задумалась.
– А кто такая Ашат?
– Ашат? – Ишан прикрыл глаза, вспоминая образ. – Она высокая, почти такая, как я, стройная, как кипарис. Волосы у нее черные, как самая темная ночь, а глаза синие, как небо. Ее улыбка похожа на радугу после дождя…
Когда он замолчал, Маташ долго ничего не говорила, смотрела вдаль, и взгляд у нее был странный.
– А я? – наконец сказала девочка, – какая я?
– Ты? Ты маленькая, гибкая, как молодая ива, волосы у тебя черные, как перья в крыле ворона, глаза бирюзовые, как глубокие озера, а смех, как журчание весеннего ручья…
И опять Маташ долго молчала.
– Отец мог тебя убить, – наконец сказала она.
Ишан поколебался, но сказал:
– Мне кажется, твой отец многих убил.
Но Маташ не обиделась.
– Все – это все. А ты в камне разглядел дракона, в моих глазах – озера, в улыбке Ашат – радугу. Ты особенный.
Пользуясь случаем, Ишан попросил:
– Отрежь мне халвы… не для еды.
Она молча отрезала длинный узкий кусок, положила в тыквенную бутылку с широким горлышком:
– На.
– Спасибо.
– Ты давно ее знаешь?
– Ашат? Все четырнадцать лет, мы вместе росли.
– А теперь ты меня будешь видеть четырнадцать лет, ты не уйдешь отсюда.
Маташ негромко сказала, но зло. Поделом тебе, Ишан, нечего язык распускать, не забывай, где ты и в качестве кого.
Ближе к вечеру появился Сакрам. Ишан как раз Маташ рассказывал сказку деда Ширшана. Сначала в воздухе возник маленький смерч, а потом на его месте оказался человек. На руках у него был уже знакомый Ишану черный волк. – Иди, – сказал Сакрам, опуская животное. Волк отбежал в сторону и лег невдалеке, глядя на Ишана.
Сакрам казался довольным.
– Ну как провели день? – весело спросил он.
– Хорошо, – сказала Маташ.
– Я рад, что ты не ошиблась. Ну, угощай отца.
Пока поели, село солнце, наступила темнота.
– Спать, – зевнул Сакрам, – завтра тяжелый день, спать.
Утром Ишан проснулся рано. Увидел купол шатра, сначала не понял, где он, потом вспомнил. С утра все беды кажутся не такими страшными, хоть понимал Ишан, что положение его непростое, не хотелось ему унывать. Остальные еще спали, и Ишан осторожно, чтобы не разбудить их, вышел наружу.
Холодный утренний воздух взбодрил тело, Ишан поежился и замер – в двух шагах от него сидел Шамсин и смотрел не отрываясь. Злой это был взгляд, нехороший. Ишан почувствовал, что хочет бежать; знает, что бесполезно, волк в два прыжка его догонит, и все равно хочет. Потому что в Ишане говорит страх. Так дело не пойдет, сам себе сказал Ишан и направился к очагу. Там он набрал в ладонь мяса из вчерашнего плова и подошел к волку.
– Вот, держи, – дружелюбно сказал мальчишка, высыпая мясо рядом с животным, – друзьями мы может и не станем, но не обязательно быть вра…
Он не успел ничего сделать, как острая боль ожгла правую руку. Ишан охнул и закусил губу.
– Будешь знать, – раздался сзади веселый голос Сакрама. – С Шамсином шутки плохи. Кусай его, Шамсинчик, но убивать без приказа не смей. Понял?
Волк посмотрел на хозяина и с недовольным видом пошел прочь. Видимо, ему очень хотелось загрызть мальчишку. Ишан поморщился, на траву из раны капала кровь…
Завтракали на поляне отварным сладким рисом. Рука у Ишана была аккуратно перевязана чистой тряпкой и почти не болела. Когда приступили к чаепитию, Сакрам хлопнул в ладоши и сказал:
– Ну теперь я могу удовлетворить твое любопытство, мальчик. Хочешь?
Ишан кивнул.
– Представь себе, что когда-то жил на свете чародей. Тысячу лет жил, две, устал, захотел смерти. А умереть нельзя, пока не отдаст свою силу кому-то. А отдавать некому. Можно лететь к людям, похитить человека, передать ему… но это время, а чародею хочется уже сейчас. И решил он оживить камень и сразу передать ему свою силу. А там пускай новый чародей сам думает, куда и как ее применять. Сказал – сделал, опустил руки, ушла сила. И чародей упал замертво. Но не заметил он, что в расселине камня притаилась змея. Она и приняла всю силу. Догадываешься, кто был той змеей?
– Вы.
– Было несложно, верно. С тех пор я создал себе свой мир, построил в нем дом, здесь я живу. А в твой мир я время от времени наведываюсь. Там у меня высокая должность, обязанности.
– А зачем вам это? Разве это не обременительно?
– Обременительно. Особенно тяжело присутствовать на советах нашего «мудрейшего из мудрейших», ведь он глупее камня. Но обязанности помогают сносить бремя бессмертия. Я же не хочу потерять вкус к жизни, как мой предшественник, – Сакрам засмеялся.
– А кто такой Шамсин?
– Шамсин, –
