Шагая в глубину - Айрин Мореска

— У меня, девушка, только редкие артефакты. В единственном экземпляре. Не проходите мимо так быстро.

Мужчина лет пятидесяти поправил потрепанную шляпу-федору и перекинул сигарету из одного уголка рта в другой.

— Смотрю, бесцельно шагаете. Не приглядываетесь. Не прицениваетесь. Очень зря.

— Да я погулять просто пришла, — улыбнулась. — Жду вечерний праздник.

— А вот в детстве вам ведь нравились рынки.

— Они всем детям, наверное, нравятся.

— Не всем.

Продавец взял со стола, заваленного вещами, стопку старых фотографий и начал их перебирать. Молча протянул мне одну.

На снимке я была еще ребенком. С родителями мы ездили в горы. Я смутно помнила этот день. Помнила одежду, в которой была. Но совершенно точно никогда не видела этой фотографии. От иррационального ужаса поползли мурашки по коже.

— Потерянные и забытые фотографии, — ответил мужчина на мой удивленный взгляд. — Они все приходят ко мне. Ваших у меня еще несколько. Купите?

Он веером протянул мне фотографии, а я только качала головой, делая мелкие шаги от прилавка. С карточек смотрели на меня родные и близкие, молодые, улыбающиеся, любящие.

День постепенно шел к вечеру.

— Ну как, купил что-нибудь? — хлопнула Макса по плечу.

Он обернулся и кивнул, показав странную черную деревяшку, которую держал в руке.

— Мне сказали, этим свистком можно открыть преисподнюю. Но пока я во время свиста вижу только картинки из своей головы, спроецированные на облака.

— Может нужно сделать что-то еще? — Я вытянула шею, чтобы разглядеть свисток. — Или начать получать удовольствие от фантазий. А потом откроется тебе преисподняя. Типа как расплата за воплощенные грезы.

Парень пожал плечами.

— Медовуху будешь?

— Буду.

Он протянул мне кружку с подогретым напитком. Я вдохнула пьянящий пар.

— Спасибо. А зачем тебе вообще в преисподнюю?

— Посмотреть, не более того. Со стороны. Скучно тут.

Я удивленно вскинула брови, но промолчала. Макс вечно пропадал где-то по лесам и оврагам. Приносил с собой невиданных зверей. Засадил двор ядовитыми растениями. Уходил на неделю жить с русалками. Прокопал подземный ход куда-то из своего подвала и пропал на несколько месяцев. Пил изменяющие сознание зелья с нечистью на ночном перекрестке. И все еще скучно.

На самом деле, он мой любимый сосед. Всегда может показать что-нибудь интересное и не доставляет никаких неудобств. Поэтому, когда он просил, я поливала растения у него во дворе. Тот еще квест.

— А когда мы уже пойдем к озеру? Я первый раз на этом мероприятии.

— Когда появится корабль. Скоро уже.

Корабль оказался летающим. Тяжелые облака как-то незаметно сложились в раздувающиеся паруса, и вокруг началась суета.

Музыка ускорилась, стала более ритмичной, и в дальнем конце поляны кто-то запел песню, слова которой у меня разобрать не получилось. Празднующие подхватывали пение и, пританцовывая, вливались в общий поток, двигающийся в сторону берега. Макс уже растворился в толпе. Я перехватила ближайший факел и поспешила присоединиться.

Темно-серый, клубящийся грозовыми тучами корабль завис над водой недалеко от берега озера. В сумерках ярко сверкали горящие на нем огни фонарей.

А потом у меня перехватило дыхание — с борта прыгнул в воду ребенок. Потом еще один. И еще. Каждого встречали приветственными вскриками и аплодисментами.

Малыши выбирались на берег, где их кутали в покрывала и угощали горячим чаем. Шесть человек. Четыре мальчика, две девочки.

Я заметила отблеск влажной кожи под деревьями и поспешила спуститься к воде.

— Марин? Ты здесь?

Пара русалок весело помахали мне, а из-за спины раздался голос подруги:

— Здесь-здесь, чуть не наступила на меня.

— Прости, не заметила в темноте, — я присела с ней рядом на корень старой ивы. — А что это за дети?

Марина вздохнула, заглянула в свой кубок с вином.

— Самоубийцы.

— Дети?

— А что ты думала? Что с крыш прыгают и в сарае вешаются только взрослые?

Я ошеломленно смотрела в Маринкино неожиданно суровое лицо.

— Самоубийцы попадают на облачные корабли. И потом уже решают свою судьбу. В этом году к нам прилетели дети. В прошлом были старики. Перед этим взрослые мужчины… Каждый год корабль разный. Когда в прошлый раз был корабль с женщинами, здесь не остался никто. Мужчины остались, двое. А сразу шестеро новеньких, как сегодня, это неожиданно много.

— А они насовсем сюда?

— Конечно. Самоубийца может попасть в нормальный загробный мир, только если встретит на корабле своего родственника. Так что некоторые веками летают и ждут. Когда теряют надежду, оседают в подходящих местах. Ты не смотри, что они маленькие. Если считать время в человеческих годах, каждый из этих детей может оказаться в разы старше нас с тобой.

— А что там, в нормальном загробном мире?

— Мне почем знать?

Потрескивали горящие факелы. В тишине, нарушаемой только редкими ударами в бубен, мы медленно шли в лес.

В голове царила блаженная пустота. Рядом со мной Лидия Федоровна вела за руку мальчика с корабля. Оба улыбались.

Сегодня веревочки с лентами, отгораживавшие лес, были разрезаны в одном месте. И мы вошли под деревья. Все, очевидно, знали, куда идти, несмотря на отсутствие дороги или тропинки.

Тишина и темнота давили на сознание, деревья казались сплошной черной стеной, а земля под ногами была мокрой и очень скользкой. Пару раз я видела, как кто-то упал и мгновенно слился с окружающей чернотой. И ни единого звука, ни одного сбитого шага. Воздух стал настолько влажным, что тяжело было сделать вдох. Меня обволакивал запах тины, а бубен, казалось, стучит только где-то в голове.

И тут резко стало легче. Как будто вынырнули из киселя. От неожиданно заполнившего легкие воздуха я закашлялась и покачнулась.

Окружающие уже рассредоточивались по большой поляне, словно куполом накрытой звездным небом. Тут и там мелькали огоньки факелов. Потом стали разгораться костры. Я ощутила минутное замешательство, когда поняла, что осталась стоять одна — все уже заняли предназначенные им места вокруг костров, но никто ни слова не сказал мне. И в тот момент, когда я решила тихо посидеть с краю, меня оглушило чувство, что необходимо кого-то поблагодарить. Кого-то гораздо больше меня, кого-то очень важного. А из последующего я запомнила только, как разливала огонь из бутылки и стояла в огненном кольце, пела без слов и отбивала на бубне ритм, который превратился в тяжелые подземные толчки. И из последних сил пыталась не поддаться всепоглощающему страху.

Участок кухонной