Роман без малейшего усилия поднял колено и развернул ногу стопой наружу.
— Ага, — удовлетворенно сказал оперативник. — Что-то есть. Сергеич, глянь.
— Вижу, — коротко отозвался Оленин. — Гражданин Лапиков, вы задержаны… до выяснения всех обстоятельств. Одна убедительная просьба: я знаю, что вы владеете восточной борьбой, однако попрошу глупостей не совершать.
— Я и не собираюсь, — пожал тот плечами. — След на крыше не мой, вы это установите и меня отпустите. А ржавчина тут повсюду.
— Не думаю, что это он, — задумчиво произнес «сыщик», когда Роман в сопровождении двух омоновцев вышел из подъезда. — Слишком уверенно держится.
— Преступники держатся по-разному, — возразил Оленин. — Кто-то напускает на себя браваду, кто-то, наоборот, мандражит — это не показатель… Я забежал в подъезд секунд на пять позже тех двоих. И за эти пять секунд они успели налететь на своих убийц. Или убийцу. Откуда тот мог прийти? Подъезд здесь только один. Значит, из дома напротив — точнее, с крыши.
— Тут вот еще что… — Алеша запнулся, подыскивая слова. — Очень уж резво они рванули в этот подъезд, в темноту. Или они там бывали не раз, или…
— Или их кто-то позвал, — кивнул майор. — Верно мыслишь, дружинник. Ну, что скажешь? — обратился он к Бармалею, который по-прежнему сидел на корточках возле обоих «терпил».
— Да тут все ясно, — флегматично отозвался тот. — У первого перелом левой ключицы — с тем расчетом, чтобы осколок повернулся вниз и проткнул сердце (без вскрытия, конечно, утверждать это на сто процентов сложно, но на девяносто пять — запросто). У второго… — спина эксперта вдруг напряглась. — Сергеич, он дышит. Ей-богу, дышит… «Скорую», быстро!!!
То ли в городе на этот час Президентским указом были отменены «пробки», то ли «скорая» случайно оказалась поблизости, но прибыла она не как обычно, на следующие сутки после вызова, а буквально через пятнадцать минут. Потерпевшего со всеми предосторожностями погрузили в кузов, еще пару минут одна из прибывших с «каретой» медсестер нарезала круги вокруг Андрея Калинкина, увещевая того лечь в больницу на обследование: «С головой не шутят, молодой человек, особенно в вашем возрасте. Вдруг у вас сотрясение или того хуже…» Тот сердито отбивался, встрепанный, точно петух, старающийся избежать ножа кухарки: «Да ладно вам… Да здоров я как бык! Яшка, ну хоть ты ей скажи!»
Яшу Савостикова «сыщик» незадолго перед этим обнаружил рядом с Андреем — те что-то тихонько обсуждали, сидя в оперативном «уазике». Увидев Алешу, Яша вскочил и возбужденно затараторил:
— Не, ну это вообще! Круче, чем в «Коммандос» на восьмом уровне! Вы все разбежались, меня не предупредив, я спускаюсь во двор — а на меня двое с автоматами: «Лежать, мордой в пол, руки на затылок!» Потом разобрались, поставили на ноги, даже извинились… Слушай, спроси у товарища майора, если я не нужен, то, может, домой пойду?
— До дома я тебя довезу, — непререкаемо сказал Оленин. — А ты, Андрей, не в службу, а в дружбу, забери нашего корреспондента. Пока он какой-нибудь новый подвиг не совершил…
— Леша, — вдруг тихонько сказал Яша, трогая «сыщика» за рукав. — Ты помнишь, как Роман поднимался с циновки?
Алексей пожал плечами.
— Обычно, как все.
— Не совсем… Я запомнил, потому что тот, из подворотни, с нашивкой, присел рядом со мной, спросил: живой, мол, не ранен? Тогда чеши отсюда…
— И что?
— Он выпрямился очень похоже. Будто у него вовсе не было суставов, одни мышцы.
Алеша отмахнулся.
— Все ты выдумываешь.
— Разве я когда-нибудь выдумывал? — справедливо укорил его Яша. И мстительно добавил: — Вот ты, к примеру, сначала на руки оперся, будто у тебя радикулит.
— Неохота домой, — признался Андрей, осторожно надевая на голову шлем. — Мамка расспросами замучает… Давай-ка я тебе «стойло» покажу, обещал ведь…
— Давай, — согласился Алеша, усаживаясь сзади на мотоцикл. — А ты как, ничего? До места доедешь?
— Ха, — коротко отозвался водитель и повернул ручку газа.
…«Стойло», обычный типовой гараж в ряду своих собратьев, располагался почти напротив дома, где обретались Калинкина-мама и Калинкин-сын. Дом был старенький, с каменным первым этажом и деревянным вторым. И улица была старенькая, поросшая широкими, в обхват, тополями, желтоватыми березами и громадными лопухами вдоль покосившегося штакетника. Называлась улица по-домашнему уютно: Уточкин Пруд.
Андрей слезе мотоцикла, повернул ключ в замке гаражной двери и попросил Алешу: «Поверни вон ту ручку, она защелку отпирает. А я «мустанга» заведу».
Алеша взялся за металлическую загогулину, потянул вниз…
— Не так, — поправил Андрей. — Ее снизу вверх надо. Я случайно замок перевернул, когда ставил… — и, впустив посетителя, тут же закрыл дверь за собой: — Тут мошкара тучами летает: пруд рядом. Я ее терпеть не могу.
Внутри тоже было уютно: не гараж, а целая небольшая квартира или, скорее, берлога, а может, пещера, куда так здорово иногда сбегать от жизни.
Центральное место здесь занимал, конечно же, мотоцикл. И целый арсенал всевозможных аксессуаров и запчастей к нему — от новенькой шипованной резины нескольких видов и приводных цепей до гаек, гаечек, гаечных ключей и небольшого станочка для работы по металлу. Не говоря уже о емкостях под бензин, масло, «отработку» и специальные жидкости, о назначении которых Алеша и понятия не имел. Чувствовалось, что Андрей искренне любит свое железное чудище и заботится о нем. И чудище, точно живое существо, отвечает ему тем же: «сыщик» не удивился бы, если бы «мустанг» встречал своего хозяина тихим приветливым ржанием.
В углу примостилось накрытое пледом кресло-качалка («мамка хотела выбросить, а я сюда приспособил»), аккуратно застеленный диван у стены, старенький холодильник и маленький телевизор, работающий, как было известно Алеше, от автомобильного аккумулятора.
Андрей вытащил из холодильника две банки пива, одну «обезглавил» сам, другую протянул гостю.
— Ну что, с боевым крещением?
— Типун тебе, — искренне отозвался «сыщик». — А классно у тебя все устроено. Тут, наверно, все твои приятели перебывали как на экскурсии?
— Да нет, — возразил Андрей. — Ты первый. Точнее, третий: я сюда позавчера Свету с Яшкой приводил.
Он кивнул гостю на диван, сам уселся в кресло и покачался немного — лицо у него было задумчивое, будто он решался и никак не мог решиться на какой-то важный разговор.
— Странное чувство, — наконец проговорил он.
