— Ничего… Пройдет, — пробормотал Иван, придерживаясь за спинку кресла.
Голова Суровцева раскалывалась от боли, ноги были словно ватные. И снова, как и несколько часов назад, у него возникло ощущение, что во время испытаний он упустил нечто важное. Но что же именно? То ли какой-то штрих в действиях Тобора на полигоне, который мог бы дать ключ к разгадке странностей в его поведении? То ли дельную реплику кого-то из коллег? Мысль ускользала, не давалась.
У выхода Суровцева с таинственным видом поманил в сторонку Костя.
— На два слова, Ваня, — шепнул он, увлекая приятеля в укромный уголок фойе, за пальму.
Иван прислонился щекой к шершавому стволу:
— Говори.
— Вы сейчас будете решать судьбу Тобора… Ну, не судьбу — вечно я нужное слово не могу найти. В общем, будете итоги первого дня подводить. Так, что ли?
— Что там подводить, — попытался улыбнуться Суровцев. — Все итоги — на штрафном табло.
— Не темни, Иван. Я же видел, какие лица у Коновницына и Аксена. Мрачнее тучи!
— К делу, — попросил Суровцев.
— Табло — это еще не все, Иван, — чуточку торжественно выложил альпинист, видимо, давно заготовленную фразу. — Разве поступки человека можно оценить только в цифрах да баллах? Погоди, — схватив он его за рукав, когда Суровцев сделал движение. — Ты же знаешь, Тобор спас мне жизнь. Рискуя собственной!
— Все учтем, Костя…
— Неужели вы прервете испытания?
Суровцев вздохнул:
— Не я решаю это, дружище.
— Но они тебя пригласили, я видел, — горячо проговорил альпинист.
— Ну и что?
— Убеди их, что Тобор не трус. Головой ручаюсь. Нет у него чрезмерно развитого, как его… инстинкта самосохранения.
— В таком случае, что же с Тобором приключилось?
Альпинист с виноватым видом развел руками:
— Если бы я знал, Ванюша…
— А еще переходить в ИСС собираешься! Аксен семь шкур с тебя спустит, если услышит «не знаю». Он таких слов не признает. Учти это.
— Может быть, и в самом деле не надо было учить Тобора этим проклятым прыжкам, — тихо сказал Костя. — Пусть бы передвигался на колесах. Либо гусеницах.
— Аксен прав: ты, Костя, прямо-таки генератор идей, — сказал Суровцев, прощаясь.
— Выспись как следует, Иван, — произнес ему вслед альпинист. — Ты не Тобор, тебе отдых нужен.
У выхода Суровцева поджидали Коновницын и Петрашевский. Остальные успели разойтись.
— Пройдемся, — предложил Коновницын.
Вечерело, и пластиковые дорожки, разбегающиеся в равные стороны от купона, начинали светиться. Долго шли молча — никто не хотел начинать тяжелый разговор.
— Вы куда сейчас, Сергей Сергеевич? — первым нарушил затянувшуюся паузу Петрашевский.
— Нужно малость прийти в себя, — вздохнул Коновницын. — Пойду к себе в гостиницу. Это, конечно, не Леонидион, о котором рассказывал нам Иван Васильевич. Ну, да и я ведь не являюсь почетным гостем Олимпиады.
Петрашевский и Коновницын шли по дорожке, с которой садовый робот, видимо, совсем недавно сгреб опавшие листья. Суровцеву дорожки не хватило, и он шагал рядом, по жухлой траве, тяжело переставляя ноги.
— Да, завтра нам всем опять предстоит нелегкое испытание, — подхватил Петрашевский.
— Нам, пожалуй, приходится не легче, чем Тобору, — вставил Суровцев.
Коновницын замедлил шаг и сказал:
— Давайте признаем: Тобор оказался неподготовленным к экзамену. Замысел интересен, согласен. Но модель явно не дотянута. Поспешили вы приглашать комиссию.
— Трассу дня он прошел, — произнес Петрашевский.
— А какой ценой? — воскликнул Коновницын. — Сколько штрафных очков он заработал? Мнение членов комиссии мне известно — я успел с ними переговорить. Оно у нас единое.
— Во время генерального прогона, накануне экзамена, Тобор показал… — начал Петрашевский, но Коновницын с живостью перебил его:
— Аким Ксенофонтович, миленький, да поймите же! Предыстория нас не интересует и интересовать не может. Если бы дело обстояло иначе, зачем нужны были б экзамены?
Суровцев опустил голову: возразить было нечего. Но его шеф не собирался без боя сдавать позиции.
— Хорошо, Сергей Сергеевич. Давайте говорить только о сегодняшнем цикле, — согласился он. — Разве сегодня Тобор занимался только тем, что набирал штрафные очки? А Трехмерный Лабиринт, который он прошел быстрее, чем планировалось?
— А как Тобор расправился с установкой для ядерного синтеза? — добавил Суровцев. — Он на ней добрых двести очков сбросил.
— Не спорю. Однако в звездной экспедиции Тобору предстоит решать не только логические головоломки, не только задачи на сообразительность.
Помолчали.
— А вулкан, через который Тобор перепрыгнул? — выложил Петрашевский главный козырь.
— Насчет вулкана разговор особый, Аким Ксенофонтович, — сказал Коновницын. — Прыжок с грузом был великолепным, признаю. И знаю, что тут главная заслуга принадлежит вам, академик.
— Не о том речь…
— Именно о том. Это была великолепная идея — насытить память белкового полной информацией о прыжках древних атлетов с тем, чтобы он в критических условиях поискал решение, которое нам самим неизвестно!.. Но согласитесь, товарищи, — продолжал Коновницын, апеллируя к Петрашевскому и Суровцеву одновременно. — Тобор сегодня перепрыгнул пропасть опять-таки благодаря смекалке, а не силе собственных мышц. Признаю, Тобор попутно сделал большое открытие — он показал нам, людям, как прыгали с грузом древние легкоатлеты. Это для наших спортсменов — ценный, а лучше сказать, бесценный подарок…
«Хочет пилюлю подсластить», — невесело подумал Суровцев.
— Кстати, у меня попутный вопрос к вам, как руководителям ИСС, — сказал Коновницын. — Вот вы говорили о генеральном прогоне Тобора накануне экзамена.
— Да? — вскинул голову Петрашевский, не понимая, с какой стороны ждать подвоха.
— Прыжок через пропасть входил в прогон?
— Да.
— Пропасть была такая же, как сегодня?
— Даже пошире.
— И Тобор одолел ее?
— Да. В обычном прыжке, — обрадовался Петрашевский. Я же говорю, Сергей Сергеевич, что Тобору по силам…
— Минуточку, — жестом остановил его Коновницын. — Дело-то оборачивается против вас. Тобор на предварительном прогоне без груза ведь прыгал?
— Без груза, — подтвердил Суровцев.
— Вот мы и подошли к главному, — сказал Коновницын. — Кому нужен аппарат, который не обладает надежностью? Кому нужна машина, которая сегодня ходит отлично, а завтра буксует в первой попавшейся канаве?
