Таковы были новые бойцы группы, сидевшие этим вечером вместе с мушкетерами на мху при слабом мерцании звезд.
Старый Пикмаль и молодой Пейроль первыми заступили в караул: один — на перекрестке дороги, ведущей к хижине, другой — немного ближе к лагерю, чтобы в случае необходимости подать сигнал товарищам. Основные силы отряда расположились несколько позади, в маленькой ложбине, зажатой между лесистыми холмами замка Кантамерль.
Роже Беро рассказал товарищам о приключении с печью. Потом заговорили кто о чем: о находившемся под боком винограднике Пейроля, о том, что, возможно, булочник приедет этой ночью, об оставшихся дома семьях, об общем наступлении советских войск на фронте протяженностью в 300 километров, о близком уже теперь окончании войны…
И тут бордоский рабочий д'Артаньян сообщил им:
— Должен сказать вам, ребята, — сегодня я вступил в партию.
— Вот здорово! — восклицает Арамис. — Теперь мы можем образовать свою ячейку из трех человек.
— А кто еще у нас коммунист?
— Да вот с Парижанином и со мной будет ровно столько, сколько требуется.
— Я тоже очень хотел бы войти в ячейку, — говорит Людвиг. — Конечно, если французские товарищи не будут против.
— А ты состоишь в партии?
— С 1925 года.
— А мы? — спрашивает Портос. — Разве мы не в партии?
— Ты в нее вступал?
— Нет.
— Значит, ты не в партии.
— Разве для этого недостаточно быть в Ф.Т.П.?
Арамис принимается объяснять:
— Ты же прекрасно знаешь, что в рядах Ф.Т.П. находятся не только коммунисты. Возьми для примера нашу группу: ты и Пейроль — те, кого можно назвать «сочувствующими», Атос — социалист, папаша Пикмаль каждое воскресенье ходит слушать мессу. А Роже на днях заявил нам, что коммунисты хороши во время войны, но в мирных условиях, мол, лучше иметь дело с партией радикалов.
— И совсем не так, — возражает Роже Беро. — Я сказал, что после войны нужно осуществить программу радикалов: уменьшить налоги, помочь крестьянам…
— Тогда объясни мне, что же надо сделать, чтобы состоять в партии? — спрашивает Портос.
— Я тебе уже сказал: надо в нее вступить. Но сначала нужно хорошенько подумать. Смотри, вот д'Артаньян… он все продумал.
— Это Роз Франс помогла мне принять решение, — говорит д'Артаньян. — С того времени, как она появилась в маки, а Марсо назначили командиром сектора, обстановка сразу изменилась. Мы стали получать газеты и брошюры, Пайрен организует беседы на политические темы, товарищи рассказывают о партии, дают читать «Юманите». А раньше только и занимались, что уставами да военной теорией. Теперь мне помогли понять, что я, сам того не сознавая, был коммунистом…
— То, что ты сказал, как раз и подтверждает мою мысль, — говорит Портос. — Когда вступаешь в Ф.Т.П., то неизбежно становишься коммунистом.
— Почему же неизбежно? — спрашивает Атос.
— Потому что, по-моему, состоять в Ф.Т.П. — это значит быть коммунистом.
— Ты не прав, — снова вмешивается Арамис. — Я привел тебе в доказательство пример с нашей группой. Можно посмотреть и повыше. Взять хотя бы Пораваля. Ты думаешь, он коммунист? И, однако, он командует у нас батальоном. Или Констан, который, по его словам, никогда не занимался политикой! А доктор Серве, выступавший на выборах как кандидат социалистической партии? А кюре, который каждое воскресенье служит в батальоне мессу?
Парижанин, до этого не принимавший участия в споре, в свою очередь, вступает в разговор:
— Но все же коммунистическая партия играет руководящую роль в Ф.Т.П…
— Совершенно верно! Как раз это я и хотел сказать, — отзывается Портос.
— Но в рядах Ф.Т.П. есть не только коммунисты.
— Можешь ты нам это объяснить?
— Этот вопрос, — говорит Парижанин, — Арамис уже разъяснил. А по первому пункту — могу вам сказать, что именно коммунистическая партия, и никто иной, явилась инициатором создания Ф.Т.П.
— Откуда тебе это известно?
— В том концлагере, где я был, находился товарищ из Центрального комитета, который нам все подробно объяснил. С самого начала оккупации партия создала различные боевые группы. Им было поручено проводить акты саботажа и готовиться к вооруженным действиям против оккупантов. В ноябре 1940 года, когда меня арестовали за распространение листовок на заводах Рено, я тоже принадлежал к такой группе. Разумеется, я не стал бахвалиться этим перед полицейскими, которые меня забрали. В дальнейшем число таких групп возросло. Население, сперва напуганное смелыми выступлениями этих групп, вскоре стало им сочувствовать, а затем и оказывать помощь. Благодаря этому уже почти два года назад стало возможным создать военную организацию в масштабе всей страны. Эта организация получила название «Французские франтиреры и партизаны», она вошла в Национальный фронт.
— А этот твой товарищ из Центрального комитета рассказывал тебе, как пошли дела после создания Ф.Т.П.?
— Ну, это всем известно. Ряды Ф.Т.П. быстро росли, особенно значительное пополнение пришло летом 1942 года, когда французские рабочие стали уклоняться от отправки на работу в Германию.
— Так именно было со мной, — говорит д'Артаньян. — Я как-то уже рассказывал вам историю создания моего первого партизанского отряда. Недоставало опыта, не хватало руководителей…
— Нужно было помочь собрать в одно целое и организовать всех, кто, спасаясь от принудительной отправки в Германию, бежал из городов в сельскую местность — в маки, как тогда стали говорить. Число таких беглецов увеличивалось с каждым днем, и для работы среди них требовались надежные кадры. Тогда партия приняла решение — направить десятую часть своих членов в создаваемые вновь отряды Ф.Т.П. Потом, по мере роста Ф.Т.П., партия не раз пополняла их ряды своими кадрами.
— Так и я попал сюда, — говорит Арамис. — Партийная организация поручила мне работать среди студентов в Бордо. А затем мой руководитель предложил мне перейти на военную работу.
— Таким образом, — продолжает Парижанин, — коммунисты были инициаторами и первыми вдохновителями Ф.Т.П. Поэтому нет ничего удивительного в том, что они сумели завоевать и сохранить доверие патриотов — людей разных политических взглядов, вступивших в ряды Ф.Т.П.
Людвиг, радостно улыбаясь, слушает объяснения Парижанина, но остальные как будто удивлены осведомленностью новичка, который только что успел выбраться из заключения. На лице у Атоса — растерянность. Он молчит, но чувствуется, что ему хотелось бы высказаться перед другой, более узкой аудиторией.
— Если я тебя правильно понял, — говорит Роже Беро, — не все коммунисты входят в Ф.Т.П.?
