тебе больно. И завтра будет больно. И через месяц. Но позволь своей душе наполниться снова. Дай ей время залечиться новыми впечатлениями и зарастить старые кровоточащие раны. Мы с тобой. И мы будем рядом всегда, до твоего последнего вдоха. Макс. Юта. И я. Возможно, даже Данис, если ты не оттолкнёшь его от себя. Дай нам шанс. Впусти нас в свою жизнь обратно»
Она писала ему это в полночь с двадцать седьмого на двадцать восьмое сентября. Нильс еще не спал, когда пришло это сообщение, и перечитал его несколько раз подряд, несмотря на огромное количество символов. Марика говорила очень правильные вещи. Но как можно думать о будущем в те моменты, когда хочется открыть окно и сигануть с подоконника вниз головой прямо сейчас?
А теперь он не мог совместить в своей голове поведение друзей сразу после трагедии, когда они все поддерживали его так сильно, как только могли. И предательство сразу после выполненного задания Инсинуатора. Как можно писать подобные вещи, а через неделю отвернуться от человека?
Вскочив с кровати, Нильс накинул на себя толстовку, бросил в карман пачку сигарет и прокричал матери, что будет поздно.
– Куда ты? – спросила она.
– Подышать, – ответил Нильс недовольно и захлопнул за собой дверь.
Преступника всегда тянет на место преступления.
Об этом Нильс слышал от отца, который «проглатывал» детективные истории целыми стопками. Раньше эта фраза казалась ему глупой писательской выдумкой. Но сейчас он вдруг ощутил на себе это странное состояние, когда хочется взглянуть на место трагедии собственными глазами. Жгучесть желания так высока, что противостоять ей не представляется возможным даже человеку с безграничной силой воли. Горький сигаретный дым и насыпь перед глазами – вот то, чего Нильсу нестерпимо захотелось лицезреть прямо сейчас, не откладывая ни секунды. Сердце колотилось как бешеное, придавая ускорение ногам. Дыхание сбилось. Но Нильс не готов был замедлить шаг, потому что насыпь стала ему необходима, как воздух. Будто, если не увидишь её сейчас, то умрёшь в следующую секунду.
Несколько километров в сторону от города по асфальтовому шоссе. С друзьями им обычно хватало около получаса времени, чтобы добраться в одну сторону. Но в одиночестве ему казалось, что время растянулось, будто оно вылеплено из резины. Музыка топового исполнителя в наушниках не спасала. Под незатейливую мелодию он зачитывал нецензурный текст про моду и девчонок, которые так падки на неё, но Нильс не мог разобрать слов из-за грохочущего сердца. После нескольких бесполезных попыток подкурить сигарету, он бросил зажигалку в карман и ускорился, перейдя на бег.
Двадцать минут ему хватило для того, чтобы добраться до нужного места. Пройдя напрямую через старую конюшню и свернув к знакомой тропинке, он пробежал еще около сотни метров по ковру из пожухлых осенних листьев и остановился как вкопанный в тени деревьев. Вся насыпь была разворочена после катастрофы. Но не это удивило его так сильно. Горы алых гвоздик и белоснежных роз, перевязанных лентами, застилали полностью железную дорогу по обеим сторонам так далеко, насколько хватало взгляда. Потрепанные ветром и дождями плюшевые зайцы и медведи, разбросанные в беспорядке прямо поверх цветов, лежали, беспомощно вскинув лапы вверх. Зелёные венки различных форм и размеров торчали из камней тут и там. А вдоль всего этого страшного траурного великолепия горели тысячи и тысячи чёрных свечей. Вся насыпь сейчас выглядела как одна бескрайняя общая могила.
В какой-то священный восторг привела эта картина Нильса, который опустился на поваленное дерево и, наконец, смог подкурить сигарету, прикрывшись ладонью от ветра. Жмурясь от едкого дыма, он наблюдал за людьми, которые стояли и семьями, и поодиночке. Все они держали в руках белые воздушные шары и молились, склонив головы вниз. Дети растерянно переглядывались друг с другом, пока их родители не сдерживали слёз, выискивая среди почти трёх сотен имен, написанных на камнях тёмной краской, имена своих близких.
– Фарс какой-то, – произнес молодой мужчина, усаживаясь рядом с Нильсом.
Некоторое время они просто сидели, наблюдая за суматошными передвижениями людей. Ни одного из них не тянуло присоединиться к ним. Обоим хотелось тишины.
– Угостишь сигаретой? – попросил мужчина, глядя, как Нильс выпускает клубы мутного дыма.
Молча он вытащил из кармана початую пачку и протянул её молодому мужчине с усталым лицом. Тот вытащил оттуда одну сигарету и подкурил от одной из свечей, укрывшись ладонью от ветра точно так же, как и сам Нильс пару минут назад.
– Они скорбят, – произнёс он вдруг, пытаясь оправдать странное поведение всех окружающих, и молодой мужчина счёл это ответом на свою первую фразу.
– Скорбят в тишине на кухне, опрокидывая в себя очередной стопарь. А здесь фарс чистой воды, – ответил он.
– Согласен, – кивнул Нильс. – У меня брат.
– А у меня жена. Мы с сыном вдвоём остались. Самое поганое, что он даже не вспомнит лица женщины, которая подарила ему жизнь. И ещё то, что он никогда не узнает, какой классной она была, – произнёс молодой мужчина. Запустив руку в волосы, он почесал затылок и нервно затянулся горьким дымом.
– Чёрт его знает, как нам с ним жить дальше.
Он замолчал и выпустил в воздух несколько дымных колец.
Вокруг сновали люди. Плакали женщины. Некоторые стояли на коленях перед именами своих близких. Кто-то смотрел в небо, наблюдая, как стремительно несётся ввысь причудливыми зигзагами его воздушный шарик, будто символ освободившейся души. Трепали грязные игрушки дети. В символ всеобщего поклонения превратилось то место, о котором раньше знала только пятёрка лучших друзей.
Нильс вспомнил, сколько времени они провели на этой насыпи, когда она считалась ещё заброшенной. Пили пиво, танцевали при свете цветных фонариков, пели песни во всё горло, наснимали десяток гигабайт видео для блога Макса. А теперь тут непривычно многолюдно. И всегда найдутся те, кто будет нести сюда цветы. После восемнадцатого сентября это место больше никогда не станет пустынным. Даже когда не останется в живых никого, кто бы знал погибших лично, об этом напомнит исполинский монумент с двести восемьдесят одной фамилией, как символ страшной трагедии, унёсшей за собой человеческие жизни в мирное время. По всем каналам сегодня передают эту информацию. Инициатива изначально шла от родственников погибших, но итоговое решение принадлежало, властям, которые уже выделили средства на памятный знак.
Высекая сноп оранжевых раскалённых искр, Нильс аккуратно потушил сигарету о мокрую кору бревна. Разлетевшись в стороны, они погасли. Он щелчком отшвырнул окурок в сторону и поднялся, одновременно отряхивая со штанов комки налипшей грязи и высохшие колючки репейника.
Больше ему здесь нечего делать. Нужно уходить, чтобы больше
