Виктор Болдырев - Гибель синего орла. Приключенческая повесть

Как много неприятностей причинило мне вскоре это самовольное решение!

Ночью, после совета с пастухами, при свете луны и северного сияния, комсомольцы во главе с Пинэтауном прорубают просеку к озерам Ожерелья. Пинэтаун неутомим — почти сутки он усердно рубит лес, отказываясь отдыхать. Ему кажется, что каждый взмах топора приближает счастливую минуту встречи с Нангой.

Зимняя тайга, облитая лунным светом, переливается алмазными блестками, синеватые тени чернят светящийся снег, а снежная пыль, которую мы взметаем, клубится серебристым облаком. Долго прорубаем коридор среди спящей тайги.

И вот, свалив последние деревья, раздвигаем сверкающие снежные заросли тальника и выходим на лунное поле замерзшего озера.

Высоко-высоко над застывшей тайгой вонзаются в темную пропасть неба иглы северного сияния. Потухая и вновь загораясь холодным, наплывающим светом, они сходятся к зениту, в недосягаемой вышине.

Пинэтаун уходит вместе с пастухами отдыхать в стойбище. Мы с Костей остаемся на лунном озере и долго любуемся мерцанием иглистых лучей. Пять лет провел Костя в Заполярье и пять лет не устает любоваться живыми огнями Севера.

Золотой шар луны опускается на вершину сопки Поднебесной. Фирновые снега вершины тускло отсвечивают серебром. Далекий лесистый берег озера тонет во мраке. И вдруг чудится, что из этого мрака летят на озеро горсти рубиновых звезд.

— Искры, искры из трубы! — кричит Костя.

— Жилье? На берегу пустынного озера?

Искры летят низко над снегом, и Костя полагает, что вылетают они из трубы палатки. Не там ли поставил свой шатер лесной наездник, ускользнувший днем на сопки?

— Пойдем в гости? — спрашивает Костя, снимая с плеча карабин.

Противоположный берег озера не далее километра, рискованная ночная прогулка кажется заманчивой, и мы идем по твердому насту к мелькающим вдали огонькам.

Искры то гаснут, то снова вспыхивают во мраке. Наст, сглаженный ветрами, не скрипит. В торбасах наши фигуры, закутанные в меха, ночными призраками скользят по лунному озеру.

Луна прошла вершину сопки и осветила снежный лес на том берегу. Искры гаснут, и теперь мы шагаем к звездному ромбу Ориона, вдыхая чистый морозный воздух. Блистающее созвездие поднимается над лесом, там, где еще недавно мелькали искры.

— Смотри, прорубь.

— И пешня… Рыбаки?

— Видишь, сетку под лед пустили.

Действительно, пешня, лежавшая поперек проруби, обвязана концом обледенелой веревки. В тридцати шагах темнеет вторая прорубь. Рядом лежит колода, захлестнутая мертвой петлей подпуска. Сеть висит под толщей льда в воде между двумя прорубями.

— Недавно вынимали, вода не застыла, — шепчет Костя, оглядываясь на ближний берег.

Сноп искр вырывается из прибрежных тальников, освещая узкий проход, вырубленный среди лозняка. Стараясь не шуметь, идем утоптанной тропинкой сквозь полосу тальника. Очутились перед палаткой, слабо освещенной изнутри. Деревья снежными ветвями укрывают полотняный шатер. Искры летят из верхнего колена трубы, повернутого к озеру.

Молчаливо стоим на берегу, не решаясь спугнуть обитателя походного жилища. Наконец откидываю полот и мягко шагаю внутрь.

Что это, видение лунной ночи?

Красноватый блик света выхватывает из полумрака нежное девичье лицо с волной золотистых волос, спадающих пышным узлом на худенькие плечи. Груда раскаленных угольев светится в отворенную дверку печурки, освещая бледное личико.

Девушка оперлась подбородком на колени и задумчиво смотрит в горящие угли большими, светлыми глазами. Длинные ресницы ее вздрагивают; полуоткрытые, мягко очерченные губы шевелятся.

Погрузившись в собственные мысли, она не замечает непрошеного гостя.

— Здравствуйте…

Девушка вскрикивает и оборачивается. Рука ее выхватывает из темноты короткий винчестер.

— Кто вы?.. Что вам надо? — Тонкими пальцами она крепко сжимает стальной магазин, совсем близко вижу черное отверстие дула.

Делается не по себе: девчонка с испугу еще спустит курок и выпалит.

— Не бойтесь, мы не хотим вам зла. — Костя протискивается в палатку и разглядывает девушку во все глаза, так, будто она упала с луны.

— Бояться нужно вам — винчестер заряжен!.. — сухо предупреждает хозяйка палатки, настороженно посматривая на Костин карабин. — Положите карабин! — приказывает она.

— Ого… — ухмыляется Костя, кладя карабин. — Славно гостей встречают.

— Кто вы? — повторяет свой вопрос девушка, обращаясь ко мне.

Представляюсь, коротко рассказываю о перегоне совхозных оленей на Омолон и предполагаемой зимовке на озерах Ожерелья.

— Озера Ожерелья? — удивляется незнакомка. — Наши озера называются Горностаевыми.

Золотые волосы девушки свиваются кольцами и светятся нежным сиянием. Она осторожно кладет винчестер на колени и, тряхнув головой, быстрым движением поправляет пушистые пряди.

— А вы кто? — тихо спрашиваю девушку.

— Из фактории, Мария…

— Контемирская?

— Да. Откуда вы знаете?

— «Свобода, Равенство, Братство», — насмешливо декламирует Костя.

Девушка хмурится. Глаза ее сузились и блеснули, точно лезвия бритвы.

— Простите, Мария, Костя не может без шуток.

Лицо девушки оживляется. Она откладывает винчестер, удивленно поднимает на меня ясные, умные глаза и, потупившись, опускает длинные ресницы. Мимолетное, почти неуловимое выражение признательности мелькает на ее лице. Тонкие пальцы быстро перебирают и скручивают поясок узорчатой шерстяной кофты.

— Раздевайтесь… — спохватывается Мария. — Я приняла вас за беглецов.

Костя насмешливо фыркает. Я успеваю дернуть его за кухлянку, и он придерживает язык.

Девушка поспешно встает, зажигает свечу на крошечном столике и, подбросив в печурку дров, ставит греть блестящий никелированный чайник.

Снимаем меховые кухлянки и усаживаемся на мохнатой медвежьей шкуре около столика. Высокая фигура юной хозяйки с чуть угловатыми плечами отбрасывает причудливую тень на полотнище палатки. Лыжные брюки и красная шерстяная кофточка, перехваченная пояском, облегают гибкую, тонкую талию.

Мария расставляет кружки, распаковывает пачку сахара, насыпает груду печенья на эмалированную тарелку и открывает банку сгущенного молока.

— Хотите строганины?

— Очень! — откровенно признается Костя.

На Колыме это было любимое наше кушанье. В тайге пришлось полтора месяца питаться олениной, и мы давно мечтаем о свежей рыбе. Девушка выскальзывает из палатки.

— Чудо как хороша! — тихо говорю Косте.