Он знал, что в носках можно двигаться бесшумно. Но Кати двигалась впереди него, как привидение. Их путь вёл по коридору, где он был изловлен хозяйкой, в огромную кухню.
Там Кати села на скамью у очага и поставила свои башмаки.
— Эти деревянные подошвы, — заметила она, — всем объявляют, что кто-то идёт.
— Что мы собираемся делать? — резко спросил Лоренс.
Кати долгое мгновение рассматривала его.
— Вы сказали, что хотите попасть в Норриподер. Что, если я смогу показать вам дорогу?
— Её? — Лоренс ткнул большим пальцем в сторону фасада.
— Нет. И не его, — исступлённо пробормотала она.
— Значит, он и тебе не понравился…
— Почему бы и нет, — девочка была довольно логична. — Даже хозяйка не знает всего. Он пришёл, благосклонно отрекомендованный теми, кому она доверяет. Но мне он не нравится. И я думаю, что вам было бы лучше проделать этот путь самому.
— Я и сам так думаю! — Лоренс сел на скамью напротив неё и, натянув ботинки, завязал шнурки. — Если ты сможешь вывести меня из сада…
Юноша взглянул вверх и обнаружил, что Кати пристально его изучает. Её глаза, эти поразительно прекрасные глаза, столь резко контрастирующие с ее испорченным лицом, соединились с его взглядом. Девочка спокойно сбросила свой фартук быстрым движением пальцев, и он заметил её руки, отнюдь не похожие на руки служанки, не взирая на шрамы и мозоли, наоборот, руки с длинными пальцами, созданными для творчества.
— Кто ты, Кати?
— Мы не задаём этот вопрос никому — теперь, — ответила она. — Я Кати, служанка, остальное не имеет значения. Прошлое сгорело, как вы сами это поняли. Клянётесь ли вы мне, минхеер, в том, что всё ещё верите, что ваша задача в Норриподере послужит на благо нашего дела?
— Я клянусь, Кати.
— Тогда достаточно.
Она поднялась и подошла к буфету, из которого достала кусок песчаного хлеба. Глядя на него, она засмеялась.
— Богатая плата, вполне подходит для глупых голландцев. Но по крайней мере, мы можем есть это и всё, что они дозволяют нам. Человек быстро усваивает, как мало надо для жизни, и пестует ненависть — и надежду. Они живут хорошо и ведут себя бесцеремонно. В городах они заставляют маленьких детей выпрашивать шоколад, снимая эти сцены своими фотоаппаратами. А потом, когда фотографирование завершено, забирают свои подачки обратно.
— Вы знаете, каково это, быть постоянно голодным? Постепенно тупеть, не имея возможности согреться, чтобы избавиться от боли в животе? Мы, голландцы, знаем это. Они прошли через эту страну прожорливой ордой. Скот, продукты, зерно — всё забрано. Фермер умирает от голода посреди своих собственных полей. Их «Новый порядок» ни что иное, как бездонное германское брюхо, в которое должна поместиться вся пища мира.
Она бросила хлеб в маленькую закрытую корзинку и добавила тонкий ломтик сухого сыра. Потом мотнула головой в сторону запертой на засов двери.
— Сюда.
Лоренс вытащил засов и открыл дверь. Они вышли в маленький внутренний дворик, окружённый несколькими приземистыми постройками. Кати протопала к одной из них и мягко стукнула ладонью в закрытую дверь.
— Это Кати.
— Входи, малышка.
Лоренс почти отшвырнул девочку с дороги.
— Клаас! — у него едва хватило благоразумия, чтобы не закричать.
Но человек, скорчившийся на вонючей кипе прелого сена, был не Клаас. Лоренс отказывался верить, что вялый рот, сочащийся слюной в уголке, тусклые бессмысленные глаза, сгорбленное нескладное тело принадлежат Клаасу, которого он знал всю свою жизнь.
И этот сумасшедший не узнал Лоренса, никак не отреагировав на его присутствие. Вместо этого создание жадно схватило корзинку с провизией, поставленную Кати на пол. Он набросился на хлеб и безвкусный сыр, словно умирающий с голоду, издавая животные звуки удовольствия.
— Послушай, старик, — Кати наклонилась над ним. — Ты должен кое-что сделать.
Впервые на лице старика появились признаки осознанности. Он посмотрел на девочку, взяв её руку в свою и поднеся к губам, что-то при этом бормоча. Он напевно говорил что-то снова и снова. И Лоренс вынужден был примириться с правдой. Это был Клаас, сидящий на корточках в грязи и обращающийся к Кати, как к «Великой леди» и «Королеве внутреннего дворца».
— Клаас, — юноша упал на колени перед жалкой развалиной, — ты помнишь меня? Я Лоренс, Лоренс, которому ты рассказывал сказки, Лоренс, которого ты учил обращаться с крисом. Клаас, это Лоренс Ван Норрис вернулся домой. Неужели ты не можешь меня вспомнить?
Но Клаас даже не повернулся, чтобы взглянуть на него. Он пристально смотрел на Кати, какой-то смятенный поиск прищурил ему глаза и прочертил морщинами пергаментную кожу похожего на глину лица.
— Ты слышишь, малышка? — спросил он. — Это туан Безаар зовёт меня. Но он был старым, а теперь у него снова молодой голос…
Кати достаточно быстро сообразила, как воспользоваться предоставившейся возможностью.
— Это твой туан Безаар, старик. Он хочет пройти в Норриподер и ты должен показать ему дорогу. Но у него есть враги и он не может идти открыто. Ты знаешь тайные тропы? Спасибо, старик.
— Кто смеет угрожать туану Безаару! Эта полукровка Снур или Чёрный Генри? Они вернулись за жёлтой жемчужиной, туан Безаар?
Когда Лоренс хотел было ответить, Кати предостерегающе помахала рукой. Она взяла руку Клааса и говорила медленно, как говорят с маленьким ребёнком, когда хотят, чтобы что-то отпечаталось в его памяти.
— Туан Безаар опасается тех, кто одет в чёрное и серое. Они не должны увидеть его. Но он должен до браться до Норриподера, и поэтому он пришёл за помощью к тебе, Клаас, — к тебе!
Эта просьба достигла цели. Голова Клааса поднялась в чём-то напоминающем прежнюю высокомерную осанку, вялые черты лица, казалось, подобрались в соответствующую маску, знакомую Лоренсу многие годы. Даже плечи его распрямились.
— Не беспокойтесь об этом.
И они поверили этому обещанию. Раздавленный ум Клааса снова приобрёл должный образ. Лоренс задал Кати безмолвный вопрос и она ответила вслух. Клаас, казалось, не заметил её слов.
— Да, ему можно доверять. Он служил у меня раньше. Я временами сомневаюсь, так ли он безумен, как мы уверены. Его ни разу не засекли и я бы доверилась ему скорей, чем другим, — девочка резко кивнула в сторону дома, где Хендрик, по-видимому, всё ещё был поглощён своим очень важным делом.
— Как мы выберемся отсюда? Охраняются ли ворота?
— Да. Но раз солдат впустил Хендрика, значит, он подкуплен или один из нас. У нас есть друзья даже среди высшего командования гестапо. Но нет необходимости связываться с ним. У меня есть собственный секрет, о котором известно только старику.
