Борис Лавров - Созвездие гончих псов

— А откуда это все известно? — задумчиво спросил Рик. — Те, кто выбрались… Они…

— Да при чем тут они? — с раздражением воскликнул Том. — На их языке тварь называется как-то причудливо… Но это означает что-то вроде «собиратель душ». Все, кого она убила, остаются в пещере навсегда.

— И все те ее поклонники… — до меня начало доходить. — Все они тут?! Сколько же их?!

— Много. Сотни две. — Томас махнул рукой куда-то в сторону. — И они не как я. Я-то еще ладно, а они тут уже знаете сколько лет бродят? За такое время не только у демонопоклонников, у кого хочешь настроение испортится.

— А с тобой-то что было? — поинтересовался я. — И с твоими товарищами?

— Приехали мы на выработку золота. Ну а тут эти… Сначала демонопоклонники иллюзии наводили, это еще ладно, хотя пара наших сорвалась в пропасть их заботами, — в голосе призрака прозвучала явная зависть. — А потом и тварь нас учуяла. Она была медленная… Но очень голодная. Пока ожидает жертв, все так же спит у себя где-то, привыкла уже. Но вообще же… Она нас и начала убивать. По одному. Я последним был. Я уже собирался сбежать… И сбежал бы. — Томас состроил сердитое выражение лица. — Но мне очень не вовремя встретился один из моих товарищей. Уже мертвых на тот момент. Я перепугался… Но он попросил меня выслушать его. И еще попросил взять все запасы краски и нарисовать на входе всяких ужасов. Чтобы, мол, никто больше не зашел слишком далеко.

— До моста рисовать надо было… — почесал затылок Рик. — И она тебя настигла, да?

— Именно. Я уже заканчивал, а тут она набросилась… Страшенная, злая, и от нее такое чувство страшное исходит… — призрак поежился. — Ну да вы сами видели. Она меня прямо-таки на месте растерзала. Хоть и было и больно, и страшно… А я надеялся, что быстро. Но нет. — Томас вздохнул. — Смотрю, боль вроде бы прошла… Но я не умер. Или хотя бы не до конца. И тварь… Вроде как со стороны. И меня грызть продолжает, и… Уже не меня. Не сразу понял… А когда понял… — он сжал губы и печально замолчал.

— То что тогда? — не выдержав, спросил Рик. На мой взгляд, вопрос был слишком уж личного характера, но узнать все подробности этой истории действительно хотелось. Хотя бы для того, чтобы знать, с чем нам, возможно, предстоит столкнуться в ближайшем будущем.

— Тогда я нашел того, кто попросил меня остаться и нарисовать отпугивающие надписи… И как следует треснул ему по шее. Он клялся и божился, что ничего такого не хотел, но мне было уже как-то все равно, — угрюмо сказал призрак. — А о том, зачем нужны вы и ваши друзья, узнаете чуть позже. Пришли.

Я удивленно посмотрел вперед. Голая стена, никакого прохода. Куда же это мы пришли? Или здесь есть какой-то секрет? Непонятно. Остается надеяться, что разговорившийся призрак сейчас все объяснит.

— Как это — пришли? — Рик тоже удивился. — Здесь же…

— Голая стена? — усмехнулся призрак. — А вот увидите…

Но я не увидел. Со всем своим звериным зрением, слухом и нюхом я совершенно не успел заметить, куда и как нажал Томас, делая свои пальцы неожиданно осязаемыми. А может быть, он никуда и не нажимал, просто оперся о скалу, шепча какое-нибудь свое призрачное заклинания — откуда нам знать? Я увидел только, как то, что я только что считал монолитной стеной, затрещало и резко повернулось, открывая проход. Узкий, но достаточный, чтобы мы с Риком проскользнули внутрь.

— Побродишь тут столько, сколько я — и не такое знать будешь, — не без гордости в голосе сказал Томас. — Обычно я прохожу прямо сквозь стену, но и вход для тех, кто так не умеет, здесь тоже есть — на всякий случай. Это мой личный уголок в этих дурацких подземельях. Здесь нас никто не услышит… Даже оно.

Мы вошли внутрь, и дверь за нами закрылась. Стало темнее, чем раньше (хотя мне казалось, что это не слишком возможно). Не помогал ни фонарь, ни мой нюх — запах призрака перебивал все остальные. Сам Том по-прежнему сторонился фонаря, хотя теперь он, по-моему, старался не слишком-то показывать это. Впрочем, он проследил мой взгляд и все пояснил.

— Поставьте лампу вот на этот уступ, — указал он бледной рукой. Когда свет переместился подальше от него, Томас вздохнул:

— Да уж… Если бы я не боялся света, я бы точно убежал. Плюнул бы… Через джунгли, через пустыни… Все равно мертвый уже.

— А… — я немного удивился. — Я думал, ты не можешь уйти потому, что твое тело в этой пещере. Или нет?

— Не знаю. — Томас помрачнел. Не смотря на сгустившуюся тьму, он был виден отлично. Светился, что ли, немного? Приглядевшись, я понял, что так оно и есть. — Может, и так. Я никогда не уходил дальше наших бывших домов на поверхности. Да и то — ночью. Не знаю… Знаю только, что те, древние, которые здесь уже Бог весть сколько, давно бы ушли… Если бы была такая возможность. И еще знаю, что свет меня уничтожает.

— Уничтожает… Или освобождает?

— Не освобождает. Именно уничтожает. Меня не станет… Но легче мне от этого не будет, успокоения я не найду. — Том пожал плечами. — Это будет сложно вам понять… Для этого нужно для начала стать таким, как я.

— Нет, спасибо… — Рик даже как-то отодвинулся в сторону.

— Вот именно. — Том кивнул. — Так что уйти я не могу… Но есть подозрение, точнее — даже уверенность, что если тварь сгинет, то я (да и остальные призраки) смогут освободиться… Или хотя бы жить тут станет легче. Насколько тут вообще возможно… Жить.

— И что ты предлагаешь? — я озабоченно посмотрел на призрака. — Сам же говорил, что с этой штукой даже древние жрецы мало что могли сделать.

— Мало. — Том кивнул. — Но могли. Как вы уже поняли, времени у меня здесь было предостаточно, поэтому я стащил из их алтаря кое-какие их артефакты и кое в чем разобрался, — он внезапно достал из-под какого-то уступа древний фолиант. — Вот, смотрите…

Я привстал, а Рик наклонился, чтобы лучше видеть, что показывает призрак. И тут же глаза наши совершенно синхронно расширились. Язык в книге был не просто незнакомым — он был чуждым. Чем-то неуловимым, но он явно показывал, что относится к тем временам, когда земная цивилизация не имела абсолютно ничего общего со всем тем, что существует ныне. Он не был неестественным, напротив — он казался более естественным, чем нынешние языки. И все-таки — он был совершенно чуждым нам, современным европейцам. Знаете, в возрасте семи лет я побывал в Египте. Я мало что помню из той поездки, но посещение пирамид запомнилось мне навсегда. Я до сих пор не знаю, зачем родители потащили семилетнего меня осматривать древние гробницы, но то чувство отчуждения, то чувство неизмеримой древности и времен, когда все было иначе, не так, как сейчас мне не забыть, наверное, никогда. Так вот — сейчас я испытывал то же самое, только в несколько раз сильнее.