Анна же оказалась совсем другой; подчас она была даже скучной, но постепенно менялась. В начале путешествия она иногда могла праздно сидеть часами в каюте, погрузившись в свои мысли. Но со временем стала более оживленной, начала вязать, заботиться о больных матросах и вести путевой дневник. Фелисити всякий раз удивленно спрашивала, что же туда можно каждый день записывать.
Фелисити сидела как на углях, пока ее подруга не появилась в каюте.
– Анна, ты только представь, я видела побережье Европы! Мы скоро прибудем на место!
Анна лишь сдержанно кивнула, словно не особо радовалась тому, что ее путешествие скоро завершится. Фелисити почувствовала, как у нее внутри закипает злость. Анна должна была с нетерпением ждать этого момента, чтобы наконец избавиться от пессимистического настроения! Но потом Фелисити заметила на лице подруги озабоченность.
– Что случилось? – смутившись, спросила она.
Анна вытерла руки платком, и Фелисити с ужасом заметила, что тот был в крови.
Дункан резко бросил циркуль на стол, на котором лежала карта, и тоже вопросительно посмотрел на Анну.
– Питер? – спросил он.
Анна печально кивнула. Фелисити закусила нижнюю губу. Питер был корабельным юнгой, единственным из команды, кто не нагонял на Фелисити страх при встрече. Не считая боцмана Джона Иверса, он чаще всех забегал на нос корабля. Питер отвечал за чистоту в каюте капитана: драил пол, занимался стиркой одежды Дункана и приносил еду, приготовленную коком на камбузе в средней части корабля. Это был резвый подросток тринадцати лет с бесчисленными веснушками и вечно взъерошенными светлыми волосами. Два года назад мальчишка сбежал из дома – не смог больше терпеть побои отчима-пьяницы, – и Дункан приютил его на борту «Элизы». Джон Иверс взял мальчика под свою опеку. Для боцмана юнга стал сыном, которого у него никогда не было.
– Я положила ему на грудь горячий компресс и напоила отваром из трав, – сказала Анна. – Джон сейчас рядом с ним.
Взгляд ее был печальным, а голос немного дрожал. Фелисити поняла, что жизнь мальчика в опасности. Последнее время она часто слышала его кашель и вспоминала, как Дункан то и дело отправлял мальчика в свою каюту, чтобы тот отдохнул. Фелисити также заметила, что юнга уже три дня не появлялся на палубе.
– Как у него обстоят дела? – напрямую спросил Дункан.
Анна лишь покачала головой. Фелисити испуганно сглотнула. Она вдруг со всей отчетливостью поняла, каких жертв может стоить путешествие через Атлантику. Во время своего первого плаванья, три года назад, Фелисити почти каждый день видела, как умирают матросы. Они обрели одинокую холодную могилу в водных глубинах. Никлас как-то объяснил Фелисити, что это обычное дело, от этого никто не застрахован, как и от наказания. Часто он считал необходимым пороть плетью не подчиняющихся, строптивых членов команды, привязывая их к мачте. Голландец говорил, что такова жизнь на корабле. Непокорность, драки, поножовщина, воровство… Кто-то постоянно нарушает правила, и если капитан, используя все возможные средства, не наведет порядок на борту, мятеж гарантирован. Фелисити ненавидела свист плети-девятихвостки, но еще больше – жалобные крики терзаемых нарушителей. Впрочем, она воспринимала это как неизбежное.
Только в тот момент, когда перед ней предстала Анна с окровавленным платком, Фелисити впервые осознала, что на «Элизе» до сих пор никого не секли и не хоронили в ужасной морской могиле. А на «Эйндховене» это было привычным делом… Нахмурившись, девушка задумалась, в чем же причина. «Эйндховен» был гораздо больше «Элизы», а команды голландских судов, направлявшихся в Вест-Индию, были более многочисленными. Может, причина крылась именно в этом? Фелисити решила как-нибудь спросить об этом у Дункана.
Однако потом она сама догадалась, отчего так происходит: матросы на «Элизе» были свободными людьми. Ни одного из них не принуждали к работе на борту, как это делалось на «Эйндховене». Люди Дункана ходили с ним под парусами, потому что не хотели другой жизни, потому что именно эту жизнь они выбрали. Они все еще были пиратами, связавшими себя клятвой и подчинявшимися своему капитану, хотя больше и не занимались каперством, а получали прибыль в основном от своих торговых походов. Таким образом, их работа оплачивалась.
На крупных вест-индских кораблях ситуация была иной. Капитаны отправляли в города специальные отряды, которые отбирали крепких людей для того, чтобы сформировать из них команду корабля. Под покровом ночи специально нанятые молодчики избивали и похищали здоровых молодых людей, а когда те приходили в себя посреди открытого моря, им не оставалось ничего другого, как вкалывать, чтобы заработать на еду и воду. Никлас считал это необходимостью, и Фелисити старалась ему верить. Но теперь, глядя на озабоченное лицо Дункана, который, казалось, пришел в отчаяние из-за одного больного юнги, в душу девушки закрались серьезные сомнения в том, что точка зрения Никласа была правильной.
«Он с этим должен покончить! – промелькнуло у нее в голове. – Несправедливо принуждать людей к такой жизни!» Фелисити поклялась себе, что убедит жениха отказаться от морских путешествий, по крайней мере на тех кораблях, где команду набирают подобным образом. Хотя бы потому, что это слишком опасно. У каждого человека лишь одна жизнь, и Фелисити не допустит, чтобы Никлас постоянно ею играл.
Насколько хрупкой может быть человеческая жизнь, Фелисити поняла два дня спустя, когда Питер умер. Анна просидела рядом с ним без сна всю ночь, много раз пытаясь снизить температуру, но кровавый кашель мучил мальчика много часов подряд. Его молодое тело сопротивлялось неизбежной гибели, оно тряслось в конвульсиях, пока наконец перед самым рассветом Питер не испустил дух.
Дункан спустился к его гамаку и приказал Джону забрать тело юнги. Перед смертью мальчика боцман взял Питера за руку и не отпускал ее, пока тот не скончался. Капитан стоял, стиснув зубы, и смотрел на белокурую голову, на детское лицо, на котором отражалось отчаянное сопротивление смерти. Джон сидел на табуретке с другой стороны, обхватив голову руками. Его плечи вздрагивали – он беззвучно плакал. Анна стояла рядом с ним; от бессонной ночи у нее под глазами залегли темные круги. Девушка не произносила ни слова. Она сжала губы, в ее взгляде читались злость и отчаяние. Дункан нашел в себе силы произнести короткую молитву, к которой нерешительно присоединились Джон и Анна.
Пришел комендор и зашил тело Питера в гамак – таков был морской обычай. С началом утренней вахты тело юнги вынесли на палубу. Моряки собрались возле леера. Дункан произнес короткую речь. Густой туман окутал корабль, усиливая зловещий характер этой сцены.
