От записки Грома на душе посветлело, стало как-то легче. И вообще в тюрьме не так ужасно, как представлялось раньше. Она вспомнила, какой страх на нее нагоняли решетки на окнах льежской тюрьмы. Тогда ей казалось, что попасть туда все равно что быть заживо похороненной. А теперь вроде не так уж все мрачно и безнадежно. И здесь существует коллектив. В бане и на прогулках она встречает товарищей. Тайная почта позволяет держать связь с другими камерами, с волей.
Хоть и в тюрьме, но она живет. Хоть она и не на свободе, но остается боевиком. Нападение на банк было для Дины ее боевым крещением. Оно дало ей право считать себя равной таким людям, как Робис и Атаман. Теперь для нее наступило более трудное, настоящее испытание – арест, допросы, неволя. Они выдержаны с честью. Еще несколько дней назад Дина, возможно, гордилась бы этим, а сейчас считала вполне естественным, что ничего не сказала на допросе в тайной полиции. Не зря говорят, что человек растет вместе с невзгодами.
Конечно, все это не легко – нет свободы, бурлящих улиц, зеленых бульваров с прогуливающимися парочками, скучно без деловитого стрекота швейных машин, но больше всего не хватает Атамана – не хватает так, что иногда от тоски в бессилии грызешь подушку.
Парабеллум лежал на койке и угрюмо смотрел на перекрещенное железными прутьями небо. Ни на миг он не закрывал глаза и все же не приметил, как оно сделалось фиолетовым, потом стало быстро темнеть, пока наконец в черных квадратах окна не замерцали звезды. Шли часы, звезды потихоньку передвигались из одного квадрата в другой, вот уже в небе появилась серая полоса забрезжившего утра – Парабеллум все еще лежал неподвижно. Когда принесли завтрак, он даже не повернул головы. Лишь около полудня Парабеллум неожиданно заговорил:
– Слушай!
Лип Тулиан не верил своим ушам. Уже почти сутки Парабеллум не произносил ни слова, не отвечал на вопросы, держался так, будто совсем потерял дар речи. Лип Тулиан присел на краешек его койки.
– Надо бежать! Тебе тоже! – От долгого молчания голос Парабеллума звучал еще глуше, и до Липа Тулиана сразу не дошел смысл его слов.
Парабеллум решил! Решение это пришло в таких муках, что казалось окончательным и неотвратимым.
…Как и предвидел Робис, маневр с мешком, набитым бумагами, направил Регуса по ложному следу, позволил Парабеллуму без помехи вынести деньги из банка и добраться до Мариенбада. До этого момента все шло гладко. Когда же вспотевший в своем черном сюртуке Парабеллум подошел со стороны леса к купальне, он не удержался от соблазна на минутку вытянуться на песке под укрытием кустарника и перевести дух.
Парабеллум лежал меж двух кустов. Неподалеку тянулся задний фасад купальни. Местами песок не только занес сваи, но добрался даже до ромбовидных окошек кабин, в которые с любопытством заглядывали ветви ивы. Слева катило на берег свои волны море. Вдруг Парабеллум заметил взвод солдат в зеленой форме, шагавших по пляжу походной колонной. Солдаты направлялись прямо сюда, штыки колыхались в такт шагу. Парабеллум притаился и ждал. Достигнув купальни, взвод остановился, развернулся в цепь и бросился к лесу на дюнах.
Раздумывать было некогда – ясно одно: угрожает смертельная опасность. Бежать поздно, надо прятаться. Парабеллум отполз в кусты и огляделся. Надо немедленно спрятать мешок. Он заметил, что между двумя сваями в белесом песчаном вале есть узкая щель. Она, видимо, образовалась совсем недавно, когда ветер изменил свое направление. В следующий миг Парабеллум уже находился под купальней и торопливо засыпал отверстие изнутри. Теперь на время он в безопасности. Однако самое главное – надежно спрятать деньги. В восемнадцатую кабину ему сейчас не попасть. Придется закопать мешок где-нибудь здесь. В том, что его не заметили, у него сомнений не было – густой кустарник надежно скрывал от взглядов извне.
Парабеллум пополз вперед. Отыскать указанное Робисом место – точно под восемнадцатой кабиной, в которой он ни разу не был, – нечего было даже надеяться. Зато Парабеллуму попался другой приметный ориентир – свая с ободранной корой. Убедившись в том, что похожей поблизости нет, он скинул свой котелок и сюртук и принялся за дело. Зарыв деньги, он тщательно уничтожил все следы и прилег немного отдохнуть. Он взмок, как мышь. Сознание того, что поблизости шныряют солдаты, невольно заставило его работать в ускоренном темпе. Сейчас дело сделано! Но ему нужно во что бы то ни стало уцелеть и добраться до Робиса, сообщить, где спрятаны деньги. Рисковать – преступление. Если он погибнет, никто никогда не найдет мешка. Он будет выжидать здесь день, два… – до тех пор, пока солдатам не надоест его выслеживать.
Подложив под голову сюртук и прикрыв глаза котелком, Парабеллум пытался заснуть, но из этого ничего не получилось. До его слуха доносились различные шумы: шлепанье босых ног, бренчанье ключей, звон стаканов в буфете. Не были слышны лишь голоса солдат, не лязгало оружие, не раздавалась команда офицеров. Странно… Сквозь паутину ветвей он разглядел составленные в козлы винтовки, около которых прохаживался одинокий часовой. Немного раздвинув ветки, Парабеллум заметил сложенную на земле солдатскую форму. Это уж ничуть не походило на охоту за человеком. Видно, тревожное возбуждение, в котором он находился после нападения на банк, так повлияло на него, что повсюду ему мерещилась опасность.
Солдатики купаются, чем же им еще заниматься нагишом и без оружия?…
Теперь появилась возможность сделать все, как наказывал Робис. Надо только осторожно вылезти наружу и зайти в восемнадцатую кабину. Снова выкопать и перенести деньги никакого труда не составляет. Но есть ли во всем этом смысл? Робис сможет и сам пройти под полом несколько шагов от восемнадцатой кабины до облупленной сваи.
Значит, надо поскорее отсюда уходить, пока не вернулись солдаты. Поскорее сообщить Робису, где спрятаны деньги, и все будет в порядке.
Все было бы в порядке, не попадись он на вокзале. А теперь он единственный человек, которому известна эта тайна. Написать Робису? Но ведь записку могут перехватить враги. Парабеллум сам видел, как Фауст расшифровывал секретные документы. Где сказано, что у Регуса нет такого специалиста? Даже при удачном исходе письмо пройдет через несколько рук. Среди своих тоже может оказаться болтун, который не удержит язык за зубами. На всю жизнь его проучили на каторге, когда он при первой попытке к бегству доверился соседу по бараку и был предан. Сколько ни ломал Парабеллум голову, однако никак не мог придумать такой текст, который бы не вызвал подозрений у посторонних.
Да, положение действительно скверное. А тут еще подходит срок отплытия «Одина». Робис наверняка уже понапрасну перерыл весь песок под восемнадцатой кабиной. Неужели этот единственный человек, которому Парабеллум безгранично доверял, теперь считает его вором и предателем? Эта мысль была невыносима, она доставляла ему почти физическую боль. Но он готов был перетерпеть боль. Только бы знать, что деньги в надежных руках! Деньги – это винтовки, без которых восстание обречено на поражение. Без оружия не изменить судьбу трудового народа. Обстоятельства сложились так, что он оказался единственным человеком, от которого зависит успех дела революции. На его плечах лежит громадная ответственность. Все его прошлое борца – агитатора в Лиепмуйже, каторжанина, партийного работника в Риге, участника дружины боевиков – потеряет всякий смысл, если он не выдержит и это испытание, если доверенные ему деньги не вложат оружие в руки революции.
