— Вставайте, — говорю я. — Надо уходить.
— Куда? Я не могу… Оставьте… — он бессильно роняет голову.
Надо привести его в чувство. Бью Риттера наотмашь по щекам. Наконец он выходит из забытья.
— Что вы хотите? Зачем я вам? Оставьте меня здесь.
Мне приходится быть жестоким.
— Мне плевать на вас. Меня интересует операция «Хольцауге».
Риттер шире открывает глаза.
— Вас все еще интересует?.. Не может быть…
— Мне не до шуток. Как вы очутились на ничьей земле?
— Это было личное задание Геринга. Выполняла его военная разведка адмирала Канариса. Нас высаживали в строжайшей тайне с рыбачьих тральщиков, подлодок и ледоколов…
— Что от вас хотели Геринг и Канарис?
— Во-первых, сводки погоды… Регулярные сводки… Огромный фронт… От Лондона до Волги… — Риттер говорит медленно. Он с трудом выталкивает слова из потрескавшихся губ. — У нас нет станций севернее Норвегии… Здесь кухня погоды. Авиация слепа. Мы даем сводки… Каждые шесть часов сводки… Чтобы победить в воздухе, нужен прогноз… Ежедневный точный прогноз.
Я вспомнил «юнкерсы», летавшие над Доном, разбомбленную Лозовую, горящий Харьков.
Риттер, прикрыв глаза, замолк. Я склонился к нему.
— И это все?
Риттер молчал.
— Сводки — и только?
Лейтенант поднял веки.
— Нет… — Я скорее угадал, чем услышал его голос. — Остальное тоже… Разведка… Наводка рейдеров… Дезориентировка самолетов и кораблей противника.
— Значит, та радиограмма?..
— Да… Я отдал приказ… Я исполнял свой долг…
— Долг?
— Да. Я так считал… Я хотел, чтобы скорей кончилась эта война…
— И потопили безоружный транспорт… А то, что случилось здесь вчера?
Риттер подымает усталые, больные глаза.
— Оставьте… Дайте мне спокойно умереть…
— Вставайте, — говорю я.
Риттер не отзывается. Встряхиваю его. Лейтенант валится на лед. Я выпрямляюсь.
— Встать! Ауфштеен! Шнеллер!
Риттер машинально повинуется. Неуверенно встает. Я подхватываю его под руку.
— Идемте, — говорю я.
9
Мне удалось подстрелить несколько нырков, и они немного поддержали наши силы. Но Риттер с каждым днем слабеет. Он не верит, что мы сможем добраться до людей. На воде лейтенант еще кое-как гребет, а на льду идет рядом с санями, с трудом передвигая ноги. Мы едва продвигаемся вперед. Если не случится какое-нибудь чудо — мы погибли…
10
Сегодня нам повезло. Днем мы вышли к чистой воде и только к вечеру доплыли до противоположного края широкой полыньи.
Я первый вышел на льдину и замер пораженный: по снегу поперек ледяного поля проходил отчетливый след саней. Рядом со следом полозьев, порой переплетаясь с ним, явственно отпечатались следы двух пар ног. Здесь недавно проходили люди!
Я позвал Риттера. Лейтенант на мгновение оживился. Он долго всматривался в следы. Постепенно его лицо становилось все мрачнее.
Мы вытащили на лед лодку, сняли наши нарты. Риттер подтащил их к следу. Полозья нарт точно совпали с колеей.
Это были наши следы. Мы прошли по этой льдине, может быть, день, может быть, два, а может быть, и месяц назад. Теперь ее занесло дрейфом вперед. Мы будто кружимся на гигантской карусели, и кто знает, куда нас выбросит ее бег…
Мы долго сидели молча на санях.
— Надо идти, — сказал я.
— Вы еще надеетесь дойти? — глухо спросил Риттер.
— Да. Вместе с вами.
Риттер покачал головой.
— Я не могу сделать ни шага, — он прикоснулся к ноге и поморщился от боли. — Идите один.
— Вы пойдете. Пойдете со мной, Риттер. Вы отлично это знаете.
Риттер помолчал.
— Вас все еще интересует операция «Хольцауге»?
— Да, — твердо сказал я. Это было единственное, что я мог сейчас сказать Риттеру.
Лейтенант опять надолго умолк. На западе, за чистой водой низко висело солнце. Наконец Риттер поднял голову.
— Где ваша карта?
Я достал карту и отдал лейтенанту. Мне нечего было смотреть. Я знал наизусть каждый миллиметр на ней.
Риттер попросил карандаш. У меня не было сил повернуться и посмотреть, что он делает с картой. Может быть, он знает какой-нибудь выход?
Риттер тронул меня за плечо.
— Вот, — сказал он, — смотрите… Здесь все. Все, что я знаю. Клянусь. Но дайте слово, что теперь вы оставите меня…
Зловещий треск оборвал фразу. Я вскочил. Большой кусок оторвался от нашей льдины. На его краю стояла лодка. Она наклонилась, покачалась мгновеаше и нехотя, как в замедленном кино, соскользнула в воду. Ветер погнал лодку на запад. В ней были одеяла, спальный мешок, остатки спирта и тюленьего жира, спиртовка, патроны. Уплывала последняя, едва теплившаяся надежда на спасение.
Риттер, выпрямившись, с ужасом смотрел на удаляющукэся лодку. Раздумывать было некогда. Я снял пояс с пистолетом, сбросил меховой комбинезон и унты и кинулся в ледяную воду.
Свитер и брюки стесняли движения, лодку быстро относило к чистой воде. Дважды я подплывал к лодке вплотную, и дважды течение уносило ее вперед раньше, чем я успевал ухватиться за борт. Расстояние между нами стало увеличиваться. Я выбился из сил. Замерло сердце, Я перевернулся и поплыл на спине, теряя последнюю надежду.
Со льдины донесся слабый хлопок. Я не мог поднять голову и посмотреть, что там случилось. Меня подхватило сильное течение. Когда я снова перевернулся, лодка была намного ближе. Ко мне вернулись силы. Закоченевшие руки и ноги плохо слушались, но все-таки я двигался вперед. Последним слабеющим движением я уцепился за край лодки.
Я греб обратно, не жалея сил. Тело уже не чувствовало холода. Эта бешеная гребля, наверное, спасла меня.
Риттер сидел на льду. Он не двинулся с места при моем приближении.
— Риттер! — крикнул я.
Он не отозвался.
Я с трудом вытащил лодку на льдину и бросился к своему спутнику. Он сидел без шапки, прижавшись спиной к нартам. На снегу валялся парабеллум. Из маленькой ранки в виске уже не текла кровь.
Рядом лежала смятая карта. Я машинально развернул ее. На карте в разных местах: у восточного побережья Гренландии, на островах архипелага Земли Франца Иосифа и даже у оконечности Шпицбергена — были нанесены карандашом жирные кресты. Такой же крест стоял на том острове, где мы впервые повстречались с лейтенантом. Это была карта операции «Хольцауге».
11
Я разбил топором нарты и развел большой костер. Бросил в него и весла. Жаркий огонь быстро согрел меня и высушил одежду.
Я отобрал самое необходимое из снаряжения — спальный мешок, секстант, спиртовку — и сложил все это в рюкзак.
