Внутри все места были заняты — там устроились моя жена со своей сестрой, Томми, Фэнни и Джек, — так что мне надо было что-то придумывать. Я не бесстрашный наездник вроде Джона Гилпина, поэтому я надел дождевик и устроился на козлах рядом с возницей.
Кучер оказался видавшим виды ветераном с обветренным лицом и седыми бакенбардами. Мне всегда казалось, что лондонские кэбмены — самая пронырливая порода людей, но этот субъект выглядел ловкачом из ловкачей. Пока мы ехали, я старался разговорить его, поскольку сам люблю поболтать в дороге, но он был какой-то раздраженный и злой, пока мы не доехали до таверны «Зеленый якорь». Там я «размочил» ему язык стаканчиком джина, после чего он сделался разговорчивее, и многое из сказанного им достойно быть изложенным на бумаге.
— Говорите, на обычном двухколесном заработаешь больше? — усмехнулся он, отвечая на мой вопрос.
— Ну, оно, конечно, больше. Но зато положение! Четырехколесный «брум» — солидный экипаж, и правит им солидный, уважаемый человек. Это вам не дребезжалка «хэнсом», который только и может, что людей обрызгивать. Да с ним любой мальчишка справится. Вот я думаю, что главное — это положение, а не деньги, как тут ни крути.
— Да, конечно! — тут же согласился я.
— К тому же есть у меня немного сбережений, да и стар я уже, чтобы что-то менять. Как я начал на четырехколесном, так на нем и закончу. Вот вы не поверите, сэр, а я ведь вожу людей уже сорок семь лет.
— Да, срок немалый, — уважительно подтвердил я.
— И то верно, немалый в нашем деле, — закивал он головой. — У нас ремесло такое, что быстрей других из человека все соки выжимает, — ты и под дождем, и в холоде, и на ветру, и по ночам, а то и круглые сутки. Немногие продержались столько, сколько я.
— Вы, наверное, много повидали за это время, — заметил я. — Редко кому выпадает такая возможность.
— Повидал! — проворчал он, стегая лошадь кнутом. — Да уж, навидался я всякого, да столько, что иногда прямо тошнит от всего. И жизнь видел, и смерть видел частенько.
— Смерть?! — удивленно воскликнул я.
— Да, смерть, — утвердительно кивнул он. — Вот, видит Бог, если я записывал все, с чем встречался на улицах, мне б в Лондоне никто не поверил, разве что другие кэбмены. Я вам так скажу — однажды я взял пассажиром мертвеца и проездил с ним почти полночи. Нет, не пугайтесь, сэр, не в этом кэбе и даже не в предыдущем.
— А как это случилось? — поинтересовался я, радуясь тому, что, несмотря на его заверения, моя жена Матильда не слышала наш разговор.
— Ну, это старая история, — начал он, кладя в рот кусочек черного жевательного табака. — Пожалуй, лет двадцать назад это было, но такое не забудешь никогда. Как-то очень поздно вечером я кружил по улицам, стараясь взять хорошего пассажира, потому как день у меня не задался. Театры уже закрылись, публика разъехалась, и хотя я колесил по Стрэнду до часу ночи, довез только одного за восемнадцать пенсов. Я уж было подумал бросить это дело и ехать к дому, но решил сделать последний круг — вдруг пассажир попадется. И точно, довез я одного джентльмена до Оксфорд Роуд и поехал себе домой через Сент-Джонс Вуд. Времени было уже почти полвторого, улицы затихли, ни души вокруг, ночь выдалась облачная, да еще и дождь накрапывал. Я подгонял, насколько тянула моя усталая кляча, потому как оба мы хотели есть и спать, как вдруг меня из переулка окликнул женский голос. Я повернул назад, и в самой темной части проулочка увидал двух леди. Настоящих леди, уж поверьте, хоть и темно было, да меня не обманешь. Одна была пожилая и полная такая, другая — молодая с вуалью на лице. Между ними стоял мужчина в вечернем костюме, которого они поддерживали с обеих сторон, а спиной он прислонился к фонарному столбу. Он был, похоже, без сознания, голова свесилась на грудь, и если бы они его не держали, он бы точно упал.
— Кэбмен, — сказала полная леди дрожащим голосом, — хотелось бы, чтобы вы помогли нам в этом печальном предприятии. — Именно так и сказала.
— Разумеется, мэм, — отвечаю я, чуя хорошую плату. — Чем могу служить молодой леди и вам? — Я сказал и про вторую, пытаясь, что ли, утешить ее, ведь всхлипывала она под вуалью очень горестно.
— Дело в том, кэбмен, — говорит пожилая, — что этот джентльмен — муж моей дочери. Они поженились совсем недавно, и мы тут неподалеку находились в гостях у друзей. Мой зять только что вернулся совершенно пьяный, и мы с дочерью вывели его на улицу в надежде найти кэб и отправить его домой. По ряду очень веских причин мы очень не хотим, чтобы наши друзья видели его в подобном состоянии, и они пока ничего не знают. Вы нас премного обяжете, если довезете его домой и там оставите, а мы сможем легко объяснить хозяевам его отсутствие.
Мне это дело показалось подозрительным, но я согласился. Не успел я и рта раскрыть, как пожилая открывает дверь, и они вместе с молодой, не дожидаясь, пока я помогу, втискивают его внутрь.
— Куда везти? — спрашиваю.
Джон Гримшоу. Омнибус в Клэпхеме
— Дом сорок семь, Орандж Гроув, Клэпхем, — наставляет она. — Его фамилия Гоффман. Вы без труда разбудите слуг.
— А как насчет платы? — интересуюсь я, ведь там от прислуги вряд ли что получишь.
— Вот, возьмите, — шепчет молодая и незаметно сует мне в руку монету, на ощупь похожую на соверен, и вроде как в знак благодарности стискивает мне ладонь. Мне показалось, что вот я сейчас уеду и сразу же избавлю ее от неприятностей.
Ну, поехал я, а они остались стоять у дороги. Лошадка моя совсем притомилась, но все же нашли мы номер сорок семь по Орандж Гроув. Большой такой дом, весь темный и тихий, сами понимаете, в такой-то час. Я позвонил, долго ждал, и наконец спустился слуга.
— Я вашего хозяина привез, — говорю.
— Кого-кого? — не понял тот.
— Ну, мистера Гоффмана, хозяина вашего. Вон, в кэбе, не в себе он. Это номер сорок семь, так?
— Да, сорок семь, все верно. Но мой хозяин — капитан Ритчи, он сейчас в Индии, так что вы ошиблись домом.
— Мне этот адрес дали, — ответил я, — Может, он чуть-чуть пришел в себя и что-нибудь объяснит. Час назад он был мертвецки пьян.
Мы вдвоем спустились к кэбу и открыли дверь. Седок мой сполз с сиденья и грудой валялся на полу.
— Эй вы, сэр! — крикнул я. — Просыпайтесь-ка и давайте нам ваш адрес.
Ответа не было. Я хорошенько его встряхнул.
— Да просыпайтесь вы! — проревел я ему в ухо. — Как вас зовут и где вы живете?
Опять молчание. Я даже не слышал его дыхания. Меня вдруг охватило странное чувство, и я положил ему руку на лицо. Оно было холодным, как лед.