— Да, могу похвастаться, его я знаю неплохо, — усмехнулся Найденов и тут же спросил: — Не думаете ли вы, Йенсен, что моего друга надежней спрятать в церкви?
— Ни одна душа не знает, что он здесь. Молодая Глан, надеюсь, хорошо заметет следы. Пусть наш друг отдохнет. А там мы подумаем, куда его спрятать. Покойной ночи, господа.
Слесарь крепко пожал руки друзей и оставил их наедине.
— Ну, как ты, Сашок?.. — заговорил было Житков, едва только Найденов запер за слесарем дверь. Но вдруг осекся и тревожно огляделся.
— Ты что? — удивленно произнес Найденов.
— Если бы ты знал, какое открытие! — Он понизил голос до шепота.
— Ну?
— Гляди! — Житков протянул другу записку Бураго.
— Так вот в чем дело! — воскликнул Найденов. Он задумался на минуту. — Однажды, во время прогулки, мне показалось, что я видел на далеком обрыве фигуру человека, очень похожего на нашего милого профессора. Он шел под охраной немцев…
— И ты не попытался… ничего предпринять? — с жаром воскликнул Житков.
— Твое присутствие — доказательство тому, что я сделал не так уж мало!
— Мое присутствие?.. Разве это твоих рук дело?
— До последней минуты я был убежден, что тот русский, которого мне приведут, чтобы спрятать перед отправкой в море, — и есть Бураго.
— Значит, он в руках Витемы?
— Витемы? Какого Витемы?
— Здесь его знают как Вольфа… Это опасный человек. Умный и хитрый враг…
— Откуда ты его знаешь?
Житков подробно рассказал Найденову о своих приключениях.
— Но хотел бы я знать, — сказал он в заключение, — каким образом оказался здесь ты, да еще в таком обличье?
Найденов в нескольких словах описал все, что произошло на «Клариссе»:
— …Ну а когда Валя оказалась в безопасности, всё стало проще. Во-первых, я не мог не выручить пастора, ведь у него в башмаке хранились бумаги огромной важности. Попади они в руки немцев, — солоно пришлось бы многим на этом острове… Во-вторых, — и это самое главное, — из бумаг, хранившихся у пастора, я узнал нечто такое, смысл чего оставался, вероятно, темным даже для него самого: немцы доставили на остров Туманов таинственного русского пленника — старого ученого. Это мог быть только наш Бураго. А так как Зуденшельд был совсем плох из-за пыток, которым его подверг Майерс, пришлось облачиться в его платье и дать тягу с «Клариссы». Вот и все. Они вовсе не так всеведущи, как хотят казаться, эти гестаповцы…
— Ты уверен, что профессор здесь?
— Говорю тебе…
— С тех пор ни одно судно не покидало острова?
— Кажется, ни одно…
— И, значит, мы должны его спасти?
— Может быть, но… мне кажется, наша первая задача — твой переезд на материк.
— Оставить старика в руках Витемы? Ни за что! — горячо воскликнул Житков.
— Ну, подумаем…
— Воображаю, как обрадуется Валя! Ведь она убеждена, что ее отец — самоубийца.
— Этой выдумке она не верила с самого начала, — возразил Найденов. — Она и меня убеждала в том, что Бураго не мог покончить с собой… Понимаешь: не мог!
— Молодец эта молодая Бураго!
— Не Бураго, а Найденова.
— Уже?.. Что ж, поздравляю! — Хотя в голосе Житкова и не звучало большого энтузиазма, он все же крепко пожал руку друга. — Поздравляю вас, пастор Зуденшельд.
— Не Зуденшельд, а… Сольнес, — поправил Найденов.
— Сольнес? Но ведь ты сказал, что того норвежца на «Клариссе» звали не Сольнес, а Зуденшельд.
— Да, мне пришлось пережить двойное превращение, чтобы попасть на этот остров. Оказалось, что сам Зуденшельд не смог бы проникнуть сюда, не приготовь ему его единомышленники документов на имя Сольнеса, — пастора, допущенного немцами на этот остров.
Друзья поговорили еще некоторое время и решили немного отдохнуть. Но их приготовления ко сну были прерваны стуком в дверь. Хуль пришел сообщить, что в поселке происходит облава. «Гражданская гвардия» арестовала уже нескольких наиболее уважаемых жителей. Говорят, что их будут держать как заложников за русского беглеца.
Как только причетник ушел, в дверь снова осторожно постучали. Найденов приготовился без стеснения выпроводить нового посетителя, но это оказалась Элли. Она взволнованно рассказала о виденных сейчас сценах арестов. «Гвардейцы», не стесняясь, говорили, что заложникам грозит верная смерть, если русский беглец не будет найден.
— Они говорят, что первым расстреляют отца! — дрогнувшим голосом оказала девушка.
Житков стал поспешно одеваться.
— Куда ты? — спросил Найденов.
— Не могу же я допустить, чтобы он погиб из-за меня!
— Что же ты намерен делать?
— Пойду к Вольфу.
— И?..
— Там будет видно. Сейчас важно спасти невинных людей.
Найденов покачал головой.
— Никуда это не годится, никуда… Пока ты на свободе, мы скорее сможем помочь своим друзьям.
— Что же делать?
— Сохранять спокойствие и ждать… Если уж дела принимают столь крутой оборот, то я, как пастор, отправлюсь к немецким властям и попробую всё уладить. Они не захотят открыто ссориться с церковью. Я оттяну репрессии.
— Что же будет с отцом? — пролепетала Элли.
— Сейчас я пойду к коменданту и попробую… — начал было Найденов, надевая свой черный пасторский сюртук, но договорить ему не пришлось: тяжелые удары в дверь прервали его слова. У крыльца послышался вой собак-ищеек.
— Мой след! — тревожно проговорила Элли. — Неужели я что-нибудь не предусмотрела?
Стук повторился. Найденов быстро перешел в другую комнату, поманив за собой Житкова. Он приподнял край ткани, которой был накрыт домашний аналой, и Житков юркнул под него.
— Молчи, что бы ни случилось! — решительно приказал Найденов и отпер дверь.
Несколько «гвардейцев» вбежали в комнату. Другие остались за дверью, сдерживая воющих овчарок. У предводительствовавшего «гвардейцами» бакалейщика Торвальда был смущенный вид.
— Не сердитесь на меня, господин пастор… — пробормотал он. — Я не мог пройти мимо вашего дома!..
— Всегда рад видеть своих прихожан, милый Торвальд, — спокойно ответил Найденов.
— Дело несколько необычное, господин пастор. — Лавочник явно не знал, с чего начать.
— Говорите смелей, — ободрил его Найденов.
— Я должен вас арестовать…
— Вы имеете дело со священником, Торвальд.
— Знаю, знаю, господин пастор. Это-то меня и смущает. Мне приказано взять вас в качестве заложника за русского беглеца. Я бы предпочел родиться немым, чем говорить то, что сейчас говорю: они решили первыми расстрелять вас и старого Адмирала, если в течение суток наши дураки не выдадут русского.