Мак-Кей пошел к прежнему жилищу Нейды и у закрытой двери увидел Питера: пес стоял неподвижно, словно чем-то встревоженный. Веселый Роджер толкнул дверь, и в лицо ему пахнуло сыростью. Хижина была пуста. Ее наполнял могильный сумрак.
Мак-Кей заставил себя переступить порог. Топоча лапками, кинулась в щель тощая лесная крыса, зашелестели обрывки бумаги, и все погрузилось в безмолвие смерти. Дверь комнатушки, где спала Нейда, была открыта, и он прошел туда. Его взгляд упал на голые доски кровати — больше ничего в комнате не было.
Веселый Роджер бродил по хижине точно оглушенный, а Питер бесшумно следовал за своим хозяином. Они вышли наружу, и Веселый Роджер вдруг увидел, что в отдалении над пустыней пожарища что-то угрюмо торчит. Это был крест, наспех сколоченный из двух молодых деревцов, — пламя обуглило их, но крест остался стоять, черный и зловещий.
Он медленно сжал кулаки: под этим крестом покоились останки Джеда Хокинса, гнусного негодяя, погубившего его жизнь.
Мак-Кей вернулся в хижину и вошел в комнату Нейды, затворив за собой дверь. Питер остался снаружи сторожить и очень долго просидел на крыльце, не слыша в хижине ни единого звука.
Когда хозяин вышел к нему, его лицо было бледно и сурово. Веселый Роджер посмотрел в ту сторону, где прежде темнел лес, через который он бежал в грозовую ночь к хижине Муни. Теперь леса не было и в помине, но тропа сохранилась, и Мак-Кей узнал тот поворот, где лежал мертвый Джед Хокинс. Еще полмили — и они вышли к железной дороге. По-видимому, здесь пожар достигал наибольшей силы — в черных далях, освещенных заходящим солнцем, не было заметно не только признаков жизни, но и ни одного уцелевшего деревца.
И вдруг Веселого Роджера охватил страх, который был ужаснее отчаяния, терзавшего его до этой минуты. Вокруг него простиралось черное кладбище — пожар пожрал тут все. А что, если Нейде и миссионеру не удалось спастись? Этот страх стал еще сильнее, когда солнце зашло и на землю опустилась темнота, принося с собой сырой холод и тяжелый запах гари.
На обратном пути к хижине Мак-Кей не разговаривал с Питером. В первой комнате на подоконнике стояла лампа, а за плитой лежали дрова. Веселый Роджер молча затопил плиту, подрезал фитиль в лампе и зажег ее. А Питер, точно испугавшись призраков минувшего, забился в угол и лежал там без движения. Мак-Кей не стал ужинать и не закурил; он долго сидел не шевелясь, потом взял одеяла, прошел в комнатку Нейды и расстелил их на кровати. Он задул лампу и улегся, глядя в окно, через которое на Нейду столько ночей смотрела луна.
Эта ночь тоже была лунной. Небо на востоке посветлело, а вскоре из-за зубчатого отрога выглянула луна, озарив унылое пожарище и залив комнату мягким сиянием. Небо было ясным, и ни единое облачко не заслоняло круглый диск полной луны, которая, казалось, улыбалась в окошко, не зная, что Нейды тут больше нет и она напрасно освещает голые стены. Веселый Роджер вдруг понял, почему Нейда любила луну больше солнца. Лунные лучи отгораживали ее от всего мира, и Роджеру почудилось, что он видит тоненькую фигурку сидящей на постели девушки, слышит стук ее сердца, различает ее лицо и тонкие руки, простертые к луне. Сколько раз Нейда рассказывала ему о том, как она здоровается с ночным светилом и ищет взглядом улыбающееся лицо Лунного Человека, ее небесного друга, товарища ее игр!
На мгновение Роджеру стало легче, но тут луна, словно заметив чужого в этой маленькой комнате, скрылась за облако, и все вокруг потемнело. Однако облако пронеслось, и вдруг Веселый Роджер увидел Лунного Человека. Никогда еще он не видел его так ясно, хотя Нейда не раз с очаровательной наивной верой рассказывала ему, как она дружит с Лунным Человеком, и объясняла, какие разные выражения бывают у его лица: иногда он выглядит больным, а иногда — здоровым; порой он счастливо улыбается, а порой смотрит грустно и сурово, мучимый каким-то таинственным горем, о котором она ничего не знает.
«Стоит мне посмотреть на Лунного Человека, и я всегда знаю, будет ли у меня легко на сердце или тяжело, — говорила она. — Он не забудет сказать мне об этом, даже если небо затянуто тучами и ему редко-редко удается выглянуть в щелочку. И он очень много знает про вас, мистер Веселый Роджер, потому что я ведь ему обо всем рассказываю».
Мак-Кей осторожно встал с кровати и вышел в соседнюю комнату, а оттуда на крыльцо, и Питер с недоумением смотрел на фигуру своего хозяина, темную и неподвижную, как обгорелые стволы кругом, и даже взглянул на небо, стараясь понять, что увидел там Веселый Роджер. Но там не было ничего нового — все это он уже видел сотни раз: бесчисленные звезды, плывущую между ними царицу-луну, прозрачные, похожие на паутину, облачка и безмолвие — великое тихое безмолвие, точно сладкий сон, когда морда лежит на коленях у хозяина.
Потом Питер услышал, как Веселый Роджер негромко сказал:
— Вот видишь, Желтая Птица говорила правду. Она ведь предупреждала, что тут все будет черно. Так оно и есть. И значит, мы разыщем Нейду там, где она обещала, — в Далеком Краю, в стране, которая лежит за лесами и болотами, там, где мы никогда не бывали, хотя и прошли немало тысяч миль по диким просторам. Там люди по воскресеньям сидят в душных церквах, и они будут смеяться над нами, Хромуля, потому что мы на них не похожи. Там мы разыщем Нейду. Отсюда ее прогнал пожар, и она ждет нас теперь в каком-нибудь поселке.
Он говорил твердо и убежденно, и тоскливое выражение исчезло с его лица, повернутого к светлому небу.
Потом он добавил:
— Сегодня мы не будем спать, Питер. Мы пойдем дальше вместе с луной.
Полчаса спустя две одинокие фигуры — человека и собаки — исчезли в направлении ближайшего поселка, до которого было миль пятнадцать. Луна смотрела им вслед и как будто одобрительно улыбалась.
Из хижины Мак-Кей сначала пошел к большому утесу неподалеку от расселины, и Питер услышал, как с губ его хозяина сорвался смех, который не был смехом. Но он не поднял курчавую морду, а только тихонько заскулил. Он никак не мог понять, что, собственно, произошло и почему прежний дом так неузнаваемо изменился. Весь день, весь вечер и с тех пор, как взошла луна, он пытался разобраться в этом. Он знал, что вернулся в родные места, но тут не было зеленой травы, а бесчисленные деревья превратились в обугленные пни. Вырубку уже не окружали дремучие леса. А там, где они с Нейдой бегали наперегонки среди цветов. Гребень Крэгга был теперь совсем голым, и от опаленной земли тянуло тяжелым мертвым запахом. Все это по-своему, по-собачьи он еще мог осмыслить, но одно оставалось совершенно непонятным: почему в хижине не было Нейды, почему она не ждала их здесь, хотя мир и переменился.
