— Водопад?!
— А что вас так удивляет? Тут везде водопады, только здесь построена плотина, а здесь нет.
— И как мы туда попадём?
— На лодке. Наймёте местного контрабандиста, я дам вам его координаты.
— Плыть будем ночью?
Крейси почесал авторучкой затылок.
— Вообще-то контрабандисты осуществляют переправу по ночам, ориентируясь по свету специальных маячков, но вы поплывёте днём.
— А почему мы поплывём днём?
— Потому что об этом говорю вам я. Для своих людей подходящую причину придумаете сами.
— А для контрабандиста кто придумает причину? Или он ваш человек?
— Нет, он не наш человек. Скажите, что очень спешите, дайте ему больше денег! — в голос Крейси начало прокрадываться раздражение.
— А другого пути на тот берег нет?
— Есть, на вертолёте, но в наручниках и под охраной. Как вам такой вариант?
Такой вариант меня устраивал гораздо меньше, чем риск сорваться с водопада.
— Ладно, давайте адрес вашего контрабандиста. И куда нам двигаться после переправы?
— Вот в этот квадрат. Здесь есть небольшой аэродром. Я буду там вас ждать.
* * *
Я лежал на мокрых камнях, рядом лежали Старх, Светлана и наши рюкзаки. Совсем близко шумел водопад, который только что отобедал нашей лодкой. Я лежал и представлял, как мои пальцы медленно сжимаются на горле Крейси. Но до него было несколько километров, а сил не было даже подняться. Думаю, что ночевать придётся прямо на берегу.
На аэродром мы притопали только к середине следующего дня. Я оставил ребят обустраиваться в домике на краю аэродромного поля, а сам отправился на встречу с Крейси. Душить его я уже передумал. Нет, если бы мне дали хоть один шанс, я бы, честное слово, попробовал. Так ведь не дадут…
Крейси встретил меня, как старого приятеля.
— А вот и вы, Мигель! — воскликнул он. — Как добрались?
— Плохая шутка, Майкл, — мрачно ответил я, усаживаясь на стул.
— Поверьте, Мигель, я и сам не ожидал, что всё вот так произойдёт. Когда я наблюдал с борта вертолёта за вашей переправой, у меня чуть сердце не прихватило.
— Надеюсь, обошлось без лекарств? — поинтересовался я.
Американец иронии, разумеется, не понял, и вполне искренне поблагодарил меня за заботу.
— Спасибо, Мигель, всё обошлось.
Мне стало немного легче, и я спросил уже с меньшим раздражением:
— Вы что, не могли пограничный катер придержать?
— Могли, — пожал плечами Крейси, — но такова была их просьба.
— Не понял?!
— Понимаете, Мигель, мы не сильно потакаем подобным просьбам, но в данном случае пришлось пойти на уступку.
— И эта уступка заключалась в обстреле нашей лодки?
— Именно так, — кивнул Крейси. — Но вам троим ничего не грозило, — поспешил он добавить, видя, как вновь мрачнеет моё лицо. — Речь шла только об устранении контрабандиста. Уж очень он насолил местным пограничникам. Вас ведь пули не задели, верно?
— Так вот зачем понадобилось, чтобы он повёз нас днём, — произнёс я с горечью в голосе. — Мы должны были подвести парня под пули.
— Во-первых, он этого заслужил, — строго сказал Крейси. — а во-вторых, ночью увеличивался риск, что попали бы в вас.
— Так мы вас ещё и благодарить должны? — восхитился я его доводами.
— Ну, на этом я не настаиваю, хотя… — и Крейси выразительно замолчал.
«Хрен тебе, а не благодарность!» — подумал я и поспешил задать следующий вопрос:
— А что вы скажете насчёт моторов?
— Так кто же мог подумать, что хвалёные японские моторы окажутся такими хлипкими? Американские никогда бы не заглохли!
Похоже, тему придётся закрывать, не достигнув консенсуса. Следующий мой вопрос касался уже нашего ближайшего будущего.
— Никаких проблем! — воскликнул Крейси. — Гевара осведомлён о вашем появлении на аэродроме, его группа захвата уже на подходе…
Он что, на самом деле думает, что я буду радоваться вместе с ним?
— … Утром эти ребята захватят самолёт, который вы сегодня зафрахтуете. После того, как вы в него сядете захватят и вас. Хотя вас лично, скорее всего, отправят за борт с пулей в затылке.
Хорошо я в этот момент, наверное, смотрелся с открытым ртом и выпученными глазами. Крейси даже сделал паузу, любуясь на дело слов своих. Потом поспешил меня успокоить.
— Не волнуйтесь вы так, старина. Сейчас пройдёте в соседнюю комнату, там наши техники наденут на вас специальное снаряжение. Лишь бы вас не подорвали гранатой, а от пуль оно защитит!
* * *
Подойдя к домику, в котором оставались ребята, я заглянул в окно. Старх и Светлана о чём-то оживлённо беседовали, и меня не заметили. Мне стало интересно, и я решил разговор подслушать. Бесшумно вошёл и замер в тени возле двери. Это я удачно зашёл! Ребятки взяли меня на подозрение. Надо было срочно перехватывать инициативу, и я вышел из тени.
Что я нёс! У Светланы от моих слов началась истерика, Старх кинулся её успокаивать, я к нему присоединился. Чтобы убедить ребят в моих лучших к ним чувствах я разве что рубаху на груди не рвал. Кончилось всё тем, что успокаивали уже меня.
На следующее утро всё случилось так, как предсказывал Крейси. На этот раз всё прошло как по нотам. Я получил пулю прямо в искусственный затылок, забрызгал мозгами — понятное дело не своими — салон самолёта и благополучно выпал за борт. Когда ребята улетели, ко мне подошёл Крейси.
— Всё складывается просто замечательно! — воскликнул он. — Через пару часов включится маяк и укажет нам расположение базы.
Я уже и думать забыл об этом маяке, когда в домик, где я мирно дремал, ворвался Крейси со товарищи.
— Покажите, что у вас в карманах! — прокричал он таким страшным голосом, что я безропотно стал выкладывать вещи на стол.
— Как она у вас оказалась?! — Крейси держал в руках красную пудреницу.
— Вот чёрт, — смутился я. — Одолжил у Светланы, чтобы побриться, а вернуть забыл.
Крейси в изнеможении опустился на стул.
— Свободны, парни! — отпустил он помощников, а потом уставился на меня странным взглядом.
Тут до меня дошло.
— Маяк в пудренице? — спросил я.
Крейси только кивнул.
— Но откуда я мог знать? Могли бы предупредить…
— О чём? — спросил Крейси. — О том, что пудреница предназначена для женщин, а мужчина, если он, конечно, не гей, использует для бритья своё зеркало? А вы, Мигель, не гей, вы… — он не договорил, поднялся и направился к двери.
— И что теперь делать? — спросил я его спину.
— Задрать штаны и бегать! — зло произнёс он на чистейшем русском языке и вышел, хлопнув дверью.
