Сивков появился только с одним чемоданом. Таможенник отметил декларацию, не заглядывая в чемодан. После этого Сивков вышел из здания аэропорта и начал высматривать такси. Однако свободных машин не оказалось. Консулов приблизился к нему сзади и сделал знак их водителю. Когда машина остановилась перед ними, Консулов открыл дверь почти перед Сивковым и любезно сказал:
— Пожалуйста, товарищ Сивков, мы вас отвезем.
Только сейчас Сивков его заметил. И посмотрел удивленным взглядом.
— Кто вы?
— Капитан Консулов из милиции. А это подполковник Антонов. За вами мы и прибыли.
Сивков заметно побледнел.
— Но… что это значит?
— Садитесь в машину и не бойтесь. Чтобы не разговаривать нам на людях. Давайте-ка ваш чемодан.
Сивков как-то безвольно протянул чемодан. Водитель взял его и поместил в багажник. После этого все трое сели в машину, позади шофера, Сивков в середине. Если это игра, то уж пусть идет по всем правилам. Психологически сейчас это было оправдано.
Все трое молчали. Едва выехали на бульвар Ленина, Сивков проглотил слюну и спросил:
— И все-таки объясните мне, куда мы едем и что все это значит?
— Не беспокойтесь, без объяснений не обойдемся, — сказал Консулов. — И мы вам объясним, и вы нам объясните… только потерпите немного.
Больше никто не сказал ни слова до самого управления.
Когда они вышли и перед Сивковым предстали мрачные каменные стены, внутри его что-то взбунтовалось. Отчаянно оглядываясь, он как бы обдумывал возможность бежать, а может быть, думал о чем-то совсем другом — о своей погубленной жизни, через которую он сейчас перешагнет и которая сразу же кончится за порогом караульного помещения. Да, контраст был разительным — из Берлина сразу за решетку! Он автоматически взял протянутый водителем чемодан и сделал первый шаг.
Сивкова посадили на привинченный к полу стул перед столом следователя. Он было поставил рядом чемодан, но Консулов сразу же взял его и перенес в один из углов комнаты, будто хотел этим сказать: «Нет, дорогой, не думай, что сейчас ты встанешь и пойдешь домой». После этого Консулов расположился сбоку от стола, рядом с Антоновым.
— А сейчас вы мне скажите, что все это означает? — Сивков уже взял себя в руки, и его голос обрел былое спокойствие, хотя в нем и проскальзывали неуверенные нотки.
— У нас принято, что первыми задаем вопрос мы, а если есть возможность, то и отвечаем.
— Хорошо, спрашивайте.
Антонов начал с обычной формулы — кто он, где работает, чем занимается, где был, по каким делам, когда уехал… На первый взгляд все выглядело легко и непринужденно: нет ничего более простого в том, чтобы задавать вопросы. Спрашиваешь, а подследственный отвечает тебе. Однако это совсем не значит, что следователь может спрашивать все, что ему взбредет в голову, не говоря уже об этической стороне вопросов. Например, не следует удовлетворять нездоровое любопытство. Все вопросы должны быть целенаправленными, ведущими к раскрытию истины и только истины, которая интересует следствие. С другой стороны, вопросы не должны быть и слишком «открытыми», как говорится, «лобовыми». Хотя из-за внезапного возвращения Сивкова Антонов не успел как следует продумать план допроса, его богатый опыт подсказывал, что в данном случае он должен заставить его «потонуть» в своей лжи, а после этого эффектно разоблачить и «переломить». А уж он-то знал, что Сивков будет лгать, изворачиваться. Но он никак не ожидал, что тот скажет, будто уехал в понедельник двадцать первого.
Сивков закончил свой рассказ, и когда Консулов записал последнее его слово, Антонов сказал:
— А сейчас прочтите протокол и, если все записано правильно и верно отражает ваши слова, то подпишитесь.
Сивков прочел и расписался.
— А теперь я второй раз вас спрашиваю: когда вы выехали в Берлин? Дата и день отлета.
— Я уже сказал вам. — Сивков заколебался, но в тот же миг овладел собой и повторил: — Двадцать первого апреля этого года, в понедельник.
— Так и запишем: «На повторный вопрос я отвечаю — в Берлин улетел в понедельник, двадцать первого апреля сего года». Распишитесь заново.
— Под каждой строчкой ли я должен расписываться?
— Под каждой ложью. Так что я прошу вас расписаться…
— Отказываюсь расписываться!
— Почему, так сразу? Впрочем, и от этого есть лекарство, и притом очень эффективное. Запишем: «Свидетель отказался расписаться».
— Разве я свидетель?
— А в какой роли вы себя видите? Если вы будете продолжать нам лгать, то действительно превратитесь в обвиняемого. Вас с самого начала предупредили об ответственности за дачу ложных показаний. Или вы полагали, что это пустая формальность, не заслуживающая внимания?
Сивков расписался в протоколе.
— Дайте мне ваш паспорт, Сивков, увидим, что там написано.
Сивков нехотя подчинился и вытащил из внутреннего кармана толстый кожаный бумажник, извлек желтоватый служебный паспорт. Антонов взял его, нашел нужную страницу.
— Так, так. Что здесь написано? Оказывается, двадцать второго. А сейчас потрудитесь мне объяснить, почему вы нас обманули. Вы же вылетели в Берлин во вторник, двадцать второго, утром, с болгарским самолетом и отмечены в списке пассажиров, как об этом свидетельствует копия вашего билета.
Сивков опустил голову.
— Почему вы не отвечаете? Разве вы до сих пор не придумали ответа?
— Дело очень простое… Я пропустил свой рейс, и мне пришлось переоформлять билет…
— Дайте-ка этот билет!
Сивков покорно вытащил из кармана пиджака синий авиабилет. Антонов раскрыл его и предложил Сивкову:
— Посмотрите здесь. Он не перерегистрирован, а отмечен за двадцать второе, сразу же…
— Да, верно, это так. Но… видите ли… за этот вечер…
— Минуточку, мы не записали ваши показания.
— Но я от них отказываюсь.
— И все же мы должны их записать, как и то, что вы от них отказались. Таков у нас порядок. Вот здесь, распишитесь…
Сивков отчаянно махнул рукой — а, была не была! — и заново расписался.
— А сейчас продолжайте. Но теперь думайте, что вы будете говорить и за что расписываться.
— Вот, — сказал Сивков после краткого колебания, — в этот вечер я условился с друзьями встретиться на нашем мальчишнике. Но моя жена ужасно ревнива. Поэтому я воспользовался случаем, как уже делал это не раз… Я ей сказал, что уезжаю в понедельник, чтобы освободить себе вечер, а вылетел во вторник…
— А эти, ваши приятели, вы их предупредили?
— О чем?
— Как о чем? Что вы все вместе были в понедельник вечером.
