Непроизвольный стон.
— Боже мой, Кристиан… Что случилось?
Рысцой подбежал ко мне сэр Фрэнсис. И резко отвернулся.
Очень медленно я стал приближаться к кровати. Едва не падая. Весь в поту. Я сосредоточился на запахе. Кожа у умершего была восковой белизны. Но запах шел не от тела. Пока. Кристиан умер совсем недавно. Сквозь сладковатый запах благовоний и горящего воска пробивался другой — более острый, металлический. Я никак не мог определить, что это.
Кристиан был совершенно белым. Смерть лишила его красок. Он был даже белее меня. Как смерть могла сделать тебя таким немыслимо бледным?
Кто-то его убил, это очевидно. Так люди не умирают сами. Не умирают голыми, на кровати без одеяла, с руками, скрещенными на груди, и сжатыми кулаками, в окружении мерцающих свечей. Было что-то… надо найти слово… ритуальное… в том, как он лежал. Словно агент похоронного бюро и священник уже побывали здесь и теперь уехали, чтобы привезти погребальную одежду и святую воду.
Целую минуту я стоял и смотрел на безжизненное тело моего умершего друга. Потом оно исчезло под пеленой моих слез. Я закрыл ему глаза и вызвал по телефону полицию.
Сыщик Курт Хенриксен был рослым мужчиной в очках с роговой оправой, с записной книжкой в нагрудном кармане и взглядом, от которого самый закоренелый преступник потерял бы самообладание и признался бы в совершенных преступлениях.
Полицейские в форме и в штатском заполонили квартиру, Эксперты в белых халатах ходили из комнаты в комнату, словно пингвины. А я сидел на стуле в гостиной в полной уверенности, что полицейские забыли обо мне. Один «пингвин» нечаянно наступил мне на ногу и рассеянно попросил прощения. Курт Хенриксен расхаживал отдельно от них, поглядывая на книги на полке, открывая шкаф, выясняя, на какую волну настроено радио. Он прибыл позже остальных.
— Большинство людей упускают мелочи, — неожиданно сказал он. Несмотря на пребывание в Осло в течение двадцати лет, он не избавился от мягкости согласных и картавости своего родного диалекта. — А между тем мы можем многое почерпнуть из того, что представляется несущественным. — Он протянул мне руку. — Курт Хенриксен. Инспектор полиции. Полиция Осло, второе отделение. Вот так обстоят дела. Это вы нашли умершего?
— Да, к сожалению. Меня зовут Бьорн Белтэ.
— Я так и подумал. Я про вас слышал. Читал в газетах.
Он имел в виду, что слышал об археологических находках, к которым я имел отношение несколько лет назад. О них писали газеты. Иногда меня узнают на улице.
Чтобы нам не наступали на ноги и чтобы не мешать своим присутствием колонии «пингвинов», мы переместились на кухню. Хенриксен занес мои личные данные в блокнот и спросил, почему у меня был ключ от квартиры Кайзера. Я объяснил, что мы работали вместе над одной книгой. Это его не заинтересовало. Зато он спросил, где я находился в это утро с пяти до семи.
— Его убили в это время?
— Это стандартный вопрос, я должен задать его для порядка.
— Я спал. На борту самолета между Кеплавиком и Гардемуеном.[7]
— Потрясающее алиби, — пошутил он таким тоном, как будто мы оба знали, что убийца я и что это лишь вопрос времени, когда он разоблачит мои хитрые уловки и отправит меня в кутузку. — Значит, в прихожей стоит ваш чемодан?
— Вы добьетесь в полиции больших успехов, инспектор!
— Что вы делали в Исландии?
— Я посетил Стофнун Арна Магнуссонар.
— Я не понимаю.
— Институт Аурни Магнуссона при университете Рейкьявика занимается хранением и изучением древних рукописей. Там мне помогли провести анализ одного манускрипта.
Курт Хенриксен отвел взгляд от блокнота. Хороший полицейский часто бывает вынужден опираться только на интуицию. Он сидел, вперив в меня свой взор. Я — альбинос и потому привык, что на меня смотрят.
— Какая-то книга. Какой-то манускрипт. Скажите, какая может быть связь между планами написать книгу, манускриптом и убийством Кристиана Кайзера?
Этот вопрос разрядил обстановку.
Я сделал вдох. Очень глубокий вдох. И рассказал то, что знал. Рассказал о мумии и о манускрипте. Правда, я не стал распространяться, что вывез его из Украины контрабандно, но намекнул, что в сотрудничестве с университетом Осло помогал киевским коллегам сохранить пергамент. А в качестве grand finale[8] поведал об угрозах по телефону.
— Кто звонил? — спросил Хенриксен.
— Номер не определен. Звонивший не назвал себя. Все началось неделю назад. После этого он звонил каждый день. Но сегодня звонка не было.
— Он вам угрожал?
— Послушайте сами. — Я вынул мобильный телефон.
— Вы записывали все разговоры?
— Только первый. Я стал записывать, когда решил, что он знает, что киевский манускрипт в моем распоряжении. Остальные разговоры точно такая же белиберда.
Я нашел нужное место. Запись началась с резкого щелчка, потом послышался голос незнакомца:
— «…в общих интересах встретиться для разговора. Я могу приехать в Осло. В любой момент.
— К сожалению…
— Белтэ, это чрезвычайно важно!
— Я так не считаю.
— Вы не понимаете, что вы нашли!
— Вы не представились.
— Я ваш друг, я могу оказать помощь.
— Кто сказал, что мне нужна помощь?
— Поверьте мне, вам нужна помощь!
— Послушайте, не могу же я…
— Бьорн Белтэ! Вы в опасности!
— Не смешите меня.
— Вы можете лишиться жизни, Белтэ.
— Кто вы?
— Я представляю организацию, которая готова помочь вам.
— Закончив разговор, я обращусь в полицию.
— Я на вашей стороне.
— Мне не нужна…
— Могу объяснить.
— Угрозы — не объяснение.
— Я вам не угрожаю, я…
— Я уже имел дело с такими, как вы.
— Это недоразумение. Я только пытаюсь заставить вас выслушать меня.
— Вы надеетесь напугать меня?
— Я не хочу вас пугать. Мы можем встретиться?»
Послышался треск, я выключил запись.
Я виновато посмотрел на инспектора полиции Хенриксена:
— Я не заявил об этом разговоре в полицию. Я знаю, что должен был это сделать…
— Если честно, Белтэ, он не угрожал вам. Он предостерег вас и предложил помощь. И тем не менее это многообещающий след.
