Док Сэвидж слушал этот допрос. Рядом находилось трое других врачей, людей, преданных психиатрии. Один из них сказал Доку Сэвиджу:
- Ну, какие вы можете из этого сделать выводы?
- Я видел несколько необычных случаев, но по поводу этого у меня есть своя теория, которой я бы пока не решился поделиться.
Доктор Мадрен улыбнулся. Его зоркие голубые глаза мигнули.
- Я не умею читать мысли, доктор, - сказал он, - но я осмелюсь предположить, что ваша теория совпадает с моей.
Док Сэвидж составил свою теорию. В первые несколько минут обследования Улыбающегося Тони он пришел к поразительному заключению. Но бронзовый человек никогда не высказывал своего мнения, до тех пор пока не был полностью уверен. Ему было интересно узнать, что же родилось в ученых умах этих специалистов.
- Давайте запишем свои заключения, - предложил врач из Бельвю, - тогда не будет подозрений, что кто-то из нас подчиняется мнению другого.
Доктор Мадрен достал золотистый карандаш и нацарапал что-то в своем блокноте. То же сделал и врач из Бельвю. Третий психиатр улыбнулся и прочитал результаты вслух. Текст был почти один и тот же.
"По моему мнению, этот человек не является душевнобольным, - написал доктор Мадрен. - Хотя для него было бы лучше быть им. Он страдает полной потерей всех чувств. В его нынешнем состоянии он не убил бы со зла, потому что не способен злиться. Он не способен ни на радость, ни на печаль, на него не могут повлиять события внешнего мира. Пока он находится в этом состоянии, он не может ни плакать, ни смеяться..."
Врач из Бельвю выразил такое же мнение, но немного другими словами. В итоге все сошлись в одном. Улыбающийся Тони был признан нормальным человеком.
Он не мог чувствовать ни горя, ни жалости. Вскоре он, может быть, и не вспомнит о смерти друга.
- Так что он нормальный человек без эмоций, - объявил доктор Мадрен. И как таковой, он уникален в анналах психотерапии. Он мог убить и убил своего лучшего друга, не испытывая при этом никаких чувств.
Но бронзовый человек теперь знал, что Улыбающийся Тони - случай не уникальный. Саймон Стивене, мультимиллионер пароходной компании, уважаемый и пользующийся доверием гражданин, человек, всегда полный радости, любви к жизни, был всего долей секунды отделен от того, чтобы стать таким же убийцей.
Аналитический ум Дока начинал развивать другие удивительные теории. Бронзовый человек знал, что будет означать для Улыбающегося Тони Тальяно заявление знаменитого доктора Мадрена. Бесчувственного чистильщика обуви объявят нормальным и, как нормального, будут судить и обвинят в убийстве Сэма Галливанти.
Этот случай стал вдвойне удивителен из-за странного поведения Саймона Стивенса. Док Сэвидж не мог не обратить внимания на такое совпадение. Он почти мгновенно определил, что Улыбающийся Тони, чистильщик обуви, и Саймон Стивене, президент Пароходной Корпорации, стали жертвами одного и того же ужасного недуга.
И бронзовый человек чувствовал, что этот недуг должен происходить от какого-то внешнего источника.
Невозможно было поверить, что мозг двух человек, стоящих на разных концах социальной лестницы, мог по чистой случайности быть поражен сходным образом.
Когда другие это поняли, Док Сэвидж уже ушел из госпиталя, направляясь прямо к заполненной народом площади, где работал Тони.
Проведенный им опрос выявил, что Саймон Стивене всегда чистил ботинки у Улыбающегося Тони, но бронзовый человек ничего не узнал о сигарах, которые курили миллионер и чистильщик обуви. Док направился в ближайший полицейский участок. Там, в участке, хранилось необычное орудие убийства ящик Улыбающегося Тони с приспособлениями для чистки обуви.
Старший инспектор отдела расследования убийств принял Дока Сэвиджа очень вежливо и показал ему все образцы обувных кремов из коробки Тони.
Когда Док Сэвидж уходил из полицейского участка, он вспомнил, что Оранг проводил один химический эксперимент, уединившись где-то далеко на ЛонгАйленде. Орангом был подполковник Эндрю Блоджетт Мэйфэр. На первый взгляд, казалось, он не имел и чайной ложечки мозгов, но на самом деле являлся одним из ведущих промышленных химиков мира.
Док Сэвидж попытался связаться с Орангом сразу, как только вернулся в свой штаб, занимающий несколько помещений на восемьдесят шестом этаже самого внушительного небоскреба в центре Манхэттена.
Доку не удалось быстро выйти на связь с химиком, а что говорит экономка в далеком коттедже Оранга, понять было трудно.
Бронзовый человек узнал, что Саймон Стивене, президент пароходной компании, уехал в свой летний дом в Саутгемптоне, на Лонг-Айленде.
Компаньоны миллионера из числа членов совета директоров были все еще крайне озадачены. Док говорил с секретарем Саймона Стивенса, и тот подтвердил факт продажи Доминских островов, но личность покупателя сохранялась в тайне.
Док взял в свою лабораторию образцы кремов из ящика Улыбающегося Тони. Изучая их, он просидел до глубокой ночи.
В это время, в другом небоскребе, расположенном неподалеку, ночной сторож, Генри Хокинс, прервал поздний ужин, вспомнив, что он оставил свою трубку в другой комнате. Он вернулся туда и нашел ее там, где оставил. Когда Генри Хокинс курил и пил кофе, он и знать не знал, что к его трубке недавно прикасались чьи-то руки. Вдруг Хокинс насторожился.
Около него громко зазвонил звонок охранной сигнализации. Генри Хокинс знал, что в двух сейфах в дальней комнате хранятся драгоценные камни и золото на значительную сумму. Камни были самые разные, золото хозяин использовал для изготовления изумительных по красоте ювелирных изделий.
Генри Хокинс снова прервал свой ужин и, взяв огромный неуклюжий револьвер, быстро прошел в дальнюю комнату. Он посасывал зажатый в зубах мундштук трубки.
Дверь комнаты, в которой находились сейфы, закрывалась на замок, но, когда Генри Хокинс осторожно дернул за ручку, она оказалась незапертой и открылась.
Свет в окне не горел, но сторожу показалось, что на фоне окна промелькнула чья-то тень.
- Руки вверх! - крикнул Генри Хокинс. - Что ты здесь делаешь? - Сторож никогда не стрелял в человека, но что-то произошло с Генри Хокинсом: револьвер дважды оглушительно выстрелил. Других выстрелов не последовало, и Генри Хокинс устало лег на пол.
Тем временем такая же сигнализация, как и та, что заманила в ловушку сторожа, громко звенела в квартире на Парк-авеню. Сигнал поднял с постели Гарриса Хупера Перрена, он схватил телефонную трубку и набрал номер полиции. Гаррис Хупер был очень эмоциональным, легковозбудимым человеком. Ему было уже около пятидесяти, но он до сих пор грыз ногти. Гаррис Хупер Перрен слыл большим мастером, одним из лучших ювелиров Нью-Йорка.
