— Но, товарищ генерал…
— Никаких «но», подполковник! Исполняй приказ!
Генерал Сологуб
— И ты приказ исполнил…
Я ни о чём не спрашивал сидящего напротив меня майора, я просто констатировал факт. И его ответ был вовсе не ответом, а всё той же констатацией.
— Так точно, товарищ генерал-лейтенант!
— Ты вот что, майор. Поскольку официальная часть нашей беседы окончена, и мы переходим к части неофициальной, прекращай обзывать меня генерал-лейтенантом, а зови просто Михаил Иванович.
Я смотрел прямо на майора. Было интересно, как он воспримет этот переход. Ничего, держится бодрячком. Видимо, наслышан о моих закидонах. Ладно, если споёмся, он меня ещё и Дядей Мишей будет называть. Но это опосля, а пока…
— Я, Гена, так понимаю, что были у тебя насчёт «танцульки» свои соображения, отличные от мнения генерала Николаева?
— Почему были, товарищ… Михаил Иванович? Они и сейчас при мне.
— О, как. Может, поделишься?
В разговоре наступила пауза, но я парня не торопил, пусть соберётся с мыслями.
— По моему убеждению, — начал, наконец, Максимов, — операция «Латинское танго» была остановлена где-то на подходе к середине.
— Откуда такая уверенность? — спросил я.
— Судите сами, Михаил Иванович. В деле об угнанных вагонах изначально были три фигуранта, а в детальную разработку попал только один.
— Верно, — согласился я. — Так, опять-таки, с твоей же подачи.
— Согласен, моя вина, — кивнул Максимов. — Но на тот момент это была единственная зацепка.
Я внимательно посмотрел на майора.
— Ответь мне, Гена, только не ври: когда ты понял, что «наследство Вяземских» — всего лишь один из трёх путей к колчаковскому золоту?
Ты погляди, он ещё краснеть не разучился!
— Не сразу, но довольно быстро, Михаил Иванович.
— До «Бури в пустыне»?
— Где-то в это время.
— И всё равно настоял на заброске Остроуховой в Рагвай? Ладно, можешь не отвечать.
— Сейчас бы я так не поступил.
— Верю, Гена, потому и говорю с тобой. И что ты думаешь насчёт этого сейчас?
— В «наследстве Вяземских» нет прямого намёка на место, где спрятано золото. Но там наверняка есть что-то, что вкупе с другими указателями на это место выведет. Мне кажется что это «что-то» — крест.
— Крест? Не икона? — уточнил я. — Хорошо, если так, Гена, а то опять придётся в Рагвай гонца слать.
— Крест, Михаил Иванович, — уверено кивнул Максимов. — Икона в дорогом окладе — из таких вещей указатели не делают.
— Логично, — согласился я. — А в бумагах, по-твоему, ничего нет?
— Может и есть, — пожал плечами Максимов, — но мы этого не заметили.
— А вот когда ты говорил про другие указатели, ты что имел в виду?
— То, что эти указатели остались у двух других офицеров. Только собрав все три, можно обнаружить тайник.
— Верно мыслишь, товарищ, — одобрил я майора. — И что это могут быть за указатели?
— Скорее всего, карта, и указание на то, как правильно наложить на неё крест.
— Очень может быть, очень может быть…
Повторив это мудрое изречение дважды, я отпустил майора. Мне надо было подумать.
* * *
Выслушав меня, генерал-полковник Ерёменко выпрямился в кресле, опершись обеими руками о столешницу.
— Получается, генерал Николаев сам себе вырыл яму, поторопившись прикрыть операцию?
— Выходит, что так.
— Надеюсь, ты не собираешься ставить его об этом в известность?
— Нет у меня на то оснований. От службы Геннадий Викторович отстранён, а по дружбе язык у меня на такое не повернётся.
Ерёменко в такт моей речи одобрительно кивал головой.
— Ты прав: лучше пусть ходит в обиженных, чем в дураках. А что ты так на меня смотришь? Из твоих ведь слов получается, что обмишурился Николаев по полной программе. Ладно, закрыли тему.
— Не хотелось бы, Пётр Петрович.
Ерёменко вперил в меня удивлённый взгляд.
— Не понял. Ты что, Михаил Иванович, предлагаешь ещё Николаеву косточки помыть?
— Никак нет. Косточки я ему веничком попарю. Он ведь теперь в основном за городом живёт, вот, пригласил на баньку. Я про другое, я про саму операцию.
— Ты что, предлагаешь реанимировать «Латинское танго»? — ещё больше удивился Ерёменко.
— А что, это возможно? — осторожно поинтересовался я.
— Нет! — отрезал Ерёменко.
— Тогда не предлагаю.
— А что предлагаешь?
— Отправить майора Максимова в отпуск — я узнавал, у него вместе с отгулами набегает два месяца — и пусть себе занимается частным расследованием.
— За что ж ты его так невзлюбил, Михаил Иванович, что хочешь прямо посреди зимы заставить клад откапывать?
В глазах Петра Петровича поблёскивали весёлые искорки.
— Так я же не сейчас предлагаю дать ему отпуск — ближе к лету.
— Так чего ты сейчас мне голову морочишь? — рассердился Ерёменко. — К лету и приходи.
Я узнал, что хотел. Против негласного продолжения «Латинского танго» руководство возражать не будет. Теперь можно и откланяться.
— Разрешите идти, товарищ генерал-полковник?
— Идите, товарищ генерал-лейтенант.
* * *
— Как ты смотришь на то, майор, чтобы вернуть на погон звёздочку? — спросил я Максимова, когда он вновь оказался в моём кабинете.
— Разрешили возобновить операцию «Латинское танго»? — обрадовался он.
— И не мечтай!
— Тогда я вас не понимаю, товарищ генерал-лейтенант.
— Не разочаровывай меня, Гена, — укоризненно произнёс я, — думай. А то я начну думать, что генерал Николаев был прав насчёт твоей интуиции. Даю подсказку. Я начну, а ты заканчивай: Спасение утопающих…
— … дело рук самих утопающих, — закончил Максимов.
— Молодец! И какой из этого нужно сделать вывод?
— Какой? — спросил Максимов.
— Ты, Гена, дуб, или подумаешь? — разозлился я.
— Разрешите подумать? — попросил майор.
— Думай. Даю тебе целых пять минут.
Я демонстративно посмотрел на часы.
Максимову хватило трёх.
— Товарищ генерал-лейтенант, я хочу подать рапорт о предоставлении мне отпуска.
— Прямо сейчас, посреди зимы?
На лице Максимова отражалось страстное желание угадать ход моих мыслей.
— Нет, не посреди зимы… — начал он.
— Ну? — поощрил я его.
— … А ближе к весне…
— Тепло, — одобрил я.
— … Вернее, весной…
— Совсем тепло!
— А точнее, ближе к лету.
— Ну, наконец-то! Если я тебя правильно понял, то в конце весны тебя одолеет хроническая усталость, как следствие постоянного перенапряжения, и тебе срочно понадобится отпуск для поправки здоровья, так?
