Однако ничто не могло остановить их; они продолжали продвигаться вперед с решимостью, способной испугать самых храбрых солдат.
— Проходите через нас, победа за нами! — кричали флибустьеры, которые падали, изувеченные, на грязную землю. — Вперед, братья, вперед!
Наконец флибустьерам удалось пройти это страшное болото, ноги их стали на твердую почву, мужество удвоилось. Они уже думали, что преодолели самое главное препятствие, когда вдруг из глубины чащи, окружавшей их, раздался страшный залп. Батарея в двадцать пять пушек загремела сбоку от них.
Самые храбрые были мгновенно убиты, другие колебались и не смели идти вперед; ужас сообщился всей колонне. Батарея усилила огонь, ветер смерти пронесся над головами флибустьеров, ряды их смешались, и масса нападавших в беспорядке отхлынула к болоту.
Если быстрая помощь не подоспеет к флибустьерам, они погибнут, и победа останется за испанцами.
Но Монбар уже здесь. Он видел все. В сопровождении Филиппа, Мигеля Баска, Тихого Ветерка, Пьера Леграна, Питриана, Олоне и еще сорока своих товарищей, решивших победить или умереть, он сумел пробиться сквозь огонь батареи, не будучи ранен. Прежде чем его успел накрыть залп картечи, он бросился в сторону и добрался до редута.
Но как идти на приступ без лестниц? Он заплатит жизнью за свою смелость. Филипп что-то шепчет ему на ухо, Монбар улыбается. Флибустьеры поворачиваются и бегут назад с громкими криками. Испанцы, уверенные, что имеют дело с испуганными остатками расстроенного отряда, теряют благоразумие, увлеченные азартом битвы, выбегают из своих окопов и со шпагами в руках устремляются на своих ненавистных врагов.
Внезапно картина резко меняется; именно этого и ждал Монбар. Флибустьеры оборачиваются, и начинается ужасная схватка.
Испанцы, столь же храбрые, но не столь искусные, как их противники, в рукопашной битве, где сабля и кинжал — единственное оружие, хотели вернуться в свои укрытия, тем более что артиллерия не могла бить по этой смешанной массе иначе, как убивая и друзей и врагов.
Никто не ждал пощады; кровь лилась потоками, сражение перешло в бойню.
Франкер заметил, что артиллерийский огонь редута утих. Он собрал вокруг себя Береговых братьев, короткой, но пламенной речью воскресил их мужество и привел на помощь Монбару. С этого момента победа окончательно перешла на сторону флибустьеров, и они ворвались во вражеские укрепления по груде мертвых тел.
Шестьсот солдат и жителей Гибралтара нашли смерть в этой битве, остальные сдались и были безжалостно убиты победителями.17
Монбар, которому покровительствовала непостижимая удача, не получил ни единой царапины. Но более шестидесяти флибустьеров заплатили жизнью за эту победу; еще сто двадцать человек, получив ужасные раны, также скоро скончались.
Гибралтар был вынужден сдаться.
Дон Фернандо д'Авила по прибытии в Гибралтар снял очаровательный загородный домик на расстоянии нескольких ружейных выстрелов от города, но до такой степени скрытый в лесу, что нельзя было найти его, не зная, где он находится. Он запасся всевозможной провизией, роскошно меблировал дом, так как хотел, чтобы в случае нападения флибустьеров у его питомицы было надежное убежище.
Как только показался флибустьерский флот, губернатор поспешил под конвоем преданных слуг отвезти донью Хуану и ее кормилицу в этот дом, где они могли на время быть в безопасности, после чего возвратился на место сражения, на пост, выбранный им для себя, который, разумеется, был самым опасным, приказав, однако, своим доверенным слугам держать наготове оседланных лошадей — для того, чтобы в случае поражения обе женщины могли бежать в Мериду, куда он хотел отвезти их сам, если ему посчастливиться выйти из сражения целым и невредимым.
Итак, обе женщины остались одни в страшном беспокойстве, которое увеличивалось от пушечных и ружейных выстрелов, звук которых отчетливо долетал до них.
Донья Хуана со страхом, смешанным с надеждой, слушала этот шум битвы, не смея желать успеха ни той ни другой стороне, потому что в одном из враждующих станов находился ее опекун, а в другом — человек, которого она любила. Не будучи в состоянии оставаться на месте, она беспрестанно переходила из одной комнаты в другую, выходила в сад, во двор, стараясь таким образом обмануть свое беспокойство. Наконец, не имея возможности справиться с ужасным волнением, не раздумывая о последствиях своего поступка или, лучше сказать, просчитав их с тем коварством любви, которая оправдывает все, она решила выставить на крыше дома знак, о котором просил ее Филипп.
«Если испанцы победят, — говорила она себе, — это не будет иметь никаких последствий и у меня сыщется масса предлогов, чтобы объяснить этот сигнал; если же сюда явятся флибустьеры и увидят это знамя, оно будет мне защитой, потому что это знамя одного из их главных предводителей».
Успокоенная этим рассуждением, донья Хуана взяла шарф, который всегда носила с собой в шкатулке, схватила копье, которое нашла вместе с другими копьями у стены в передней, и решительно отправилась на крышу дома.
В испанских колониях по причине прекрасного климата крыши всегда сделаны в виде террас; по вечерам они служат местом отдохновения. Во многих американских городах крыши делают в виде висячих садов и убирают цветами и растениями.
Крыша дома, в котором поселилась донья Хуана, была сделана именно таким образом. Кроме того, на крыше имелся даже боскет из померанцевых и лимонных деревьев, в котором молодая девушка иногда уединялась, чтобы без помех предаваться своим мыслям, устремив глаза на море, которое было прекрасно видно с этого высокого места.
Когда девушка дошла до террасы, она отчетливо услышала шум ожесточенной битвы, происходившей недалеко в глубине леса. Легко было различить место битвы, увенчанное облаком дыма, сгущавшимся над деревьями.
— Боже мой! — прошептала она, набожно сложив руки и падая на колени. — Боже мой! Спаси дона Фернандо! Боже мой! Спаси моего возлюбленного Филиппа!
В эту минуту грохот орудий усилился; девушка приподнялась, перекрестилась и решительно направилась к боскету, на вершине которого прикрепила шарф над копьем, которое служило древком знамени.
Потом, боязливо оглянувшись вокруг, чтобы удостовериться, что ее никто не видел, она тихо сошла вниз и уединилась в своих комнатах.
Шум битвы мало-помалу затихал и наконец совсем прекратился.
В полной тишине прошло несколько часов, в течение которых донья Хуана и ее кормилица, ничего не зная о случившемся, находились в ужасном беспокойстве.
