из комнаты.
Пройдя немного по коридору, он вдруг понял, что внутри него всё ещё клокочет ярость. Было такое чувство, что кто-то связал все его внутренности верёвкой и теперь дёргал за неё так, что всё тряслось, и никак не получалось успокоиться. Арн в последние годы очень мало общался с людьми, он и забыл, каким талантом выводить из себя старших обладают молодые люди. Чтобы успокоиться, он удлинил свой путь: сделал извилистую лесную тропинку и медленно побрел по ней, время от времени останавливаясь, чтобы сорвать травинку или поднять веточку. Завтра будет ответственный день, и он должен быть в форме. Что ни говори, а мелкий паршивец был прав: риск у его предприятия имелся. И немалый. Попасть в Тот Мир было можно, и рано или поздно любой там окажется. Но фокус был в том, чтобы вернуться.
Слова Илария заставили его задуматься, так ли необходимо было спешить? Не стоило ли дождаться того дня, когда он естественным образом окажется там? Да, ждать придется долго. Чтобы дать дочери полную жизнь, ему придется прожить еще лет семьдесят-восемьдесят. Но что значат жалкие человеческие восемьдесят лет перед вечностью! Когда он, старый, оглянется назад, они ему покажутся мигом.
Но сможет ли он выдержать столько?
Тут Арн заметил, что лесная тропинка перед ним незаметно превратилась в небольшой сельский дворик. Он шёл по нему от калитки с непонятно откуда взявшимся ведром воды в руке. Не успев задуматься, что делает, он толкнул дверь в избу – и вошёл.
Кадрия, лежавшая на кровати, как-то неестественно изогнулась, руками она шарила вокруг себя, словно что-то искала. Ведро с грохотом упало на пол, вода расплескалась. Арн бросился к жене:
– Кадрия, что? Я здесь! Я здесь!
Она повернулась к нему, но глаза её беспокойно скользили по стенам, по потолку. Казалось, она была в панике.
– Арн, я должна… Король, он… Он…
Тут она стала задыхаться. Арн схватил её за руку. Рука была мокрой и скользкой.
– Мерзкая тварь! – закричал Арн. – Сколько ты меня будешь мучить?
Тут же Кадрия стала таять, с кончиков её пальцев закапала вода. И вскоре всё: и она сама, и дом, и двор – превратилось в большую лужу. Вода растеклась по лесной тропинке и мгновенно впиталась в землю.
Арн вытер пот:
– Нет, я не выдержу, не выдержу. Я не смогу нормально жить, пока не узнаю, что она хотела мне сказать перед смертью.
Это он сказал вслух, словно пытаясь громким голосом окончательно прогнать наваждение. Он сделал уютную полянку, заросшую мягкой высокой травой, и лёг, устремив глаза в небо. Надо было привести мысли в порядок.
Он стал вспоминать.
Через несколько дней после смерти жены он, намаявшись с крохотной дочуркой, заснул, сидя возле её колыбельки.
И ему приснился сон.
Он дома. Собирается растопить печь. За окном серые сумерки. Кадрия что-то шьёт, наклонясь к толстой свечке на столе. Свет быстро убывает, но ей хочется закончить работу, и она торопится, не замечая, что становится прохладно.
Она видит, как муж разжигает печь, и мягко говорит ему:
– Рано ещё.
– В самый раз, – отвечает он. – Ты замёрзла.
И выходит, чтобы принести дров.
Затворив дверь, он зачем-то внимательно её разглядывает. Грубые строганые доски. Деревянная массивная ручка. Сверху на ручке старое пятно от краски. На улице уже темно, но Арн видит дверь так, будто на неё направлен яркий фонарь, видит всю, до мельчайших подробностей.
Он быстро набирает дров и идет обратно.
Дёргает за дверную ручку.
Но дверь почему-то заперта.
Он дергает сильнее. Ещё. Ещё.
– Кадрия! – кричит он. – Дверь почему-то заперта! Отопри!
Но голоса своего он не слышит. И внутри тоже ни звука.
Холодный ужас начинает струиться по его телу, заползает за воротник. Он оглядывается и видит, что нет ни двора, ни дома, ни неба – его окружает только огромное черное ничто. И перед ним запертая дверь. Только эта дверь!
Он бросает дрова и начинает со всей силы биться в нее.
– Кадрия! – кричит он. – Кадрия!
И просыпается от собственного крика.
Да, впервые он увидел этот сон семнадцать лет назад. И с тех пор проклятая дверь преследовала его. В полнолуние. Или при смене погоды. Он снова и снова пытался открыть её – и не мог. Вновь он ощущал себя потерянным и выпавшим из жизни. Там, за дверью, жизнь, там его жена. А он оказался вне жизни. Ему нужно было попасть внутрь!
Кадрию во сне он больше не видел. Только эту дверь. Он изучил её до последней щепочки. Но войти в дом ему никак не удавалось.
Правда, дважды дверь неожиданно распахивалась перед ним, но не успевал он обрадоваться, как видел, что попал совсем не туда. Кадрии не было.
Первый раз он выскочил на площадь, полную народа. Все вокруг кричали и смеялись. Звенели бубенцы. Какие-то яркие разноцветные тряпки хлопали на ветру над его головой. Толстая женщина схватила его за руку и захохотала, выставив напоказ жёлтые, кривые зубы. Он оттолкнул её.
В другой раз он оказался на темной, грязной улице. Шёл затяжной осенний дождь. Вокруг не было ни огонька. Шагнув, он чуть не наступил на дохлую собаку, валявшуюся прямо посреди дороги в луже. Арн забежал обратно и захлопнул за собой дверь.
И вот теперь Селен обещает отпереть её. Разве мог он отказаться? Увидеть Кадрию. Узнать, что она хотела сказать ему перед смертью. Король – что?! Может, он зря так мягко обошелся с ним? Может, этот мерзавец живёт лишние семнадцать лет? Это мучило Арна. Пора, наконец, расставить все точки над i.
И тогда он оставит эту страну. Оставит обязанности Верховного Ворожея, так тяготившие его. Они с Дариной уедут подальше – туда, где никто их не знает. Он выстроит ей такой же замок. А, может, не понадобится сидеть взаперти, и их примут, и Дарина найдёт себе друзей. Выйдет замуж. Даже пусть и за этого своего артиста. Можно будет и его взять с собой. Если не снимать с него любовные чары, он всю жизнь будет её на руках носить.
Арн почувствовал, что размечтался. Очень уж радужным рисовалось ему будущее. Совсем не похоже на настоящую жизнь. Он встал, стряхнул с себя приставшие травинки. Вернул коридор и лестницу. Пора было возвращаться из грёз. Завтра его ожидал трудный день. Арн заставил себя сосредоточиться на том, что ему предстояло.
Все же, что ни говори, а от Илария зависело немало. Но Арн был спокоен на его счёт. Верил он, конечно, не в него, а в свои чары. Пока он их не снимет, Иларий будет любить Дарину, и, следовательно, будет заинтересован в том, чтобы её отец прожил подольше. Парадокс был в том, что умри Арн, Иларий тут же разлюбит его дочь и раздумает рисковать ради нее
