— Вы с нами, — на ходу сказал я Мадатову.
— А как же оркестр, я на работе, я сам приду завтра, — словно опомнившись, затараторил он хриплым тенорком, забегая то справа, то слева. — Если хотите, сегодня можно после закрытия, зачем встали? Посидите, гостем будете, я мигом все устрою… Какие песни любите?
— Без слов…
Мы вышли в холл.
— Одевайтесь, Мадатов. Я тоже на работе и больше ждать не могу.
Он подошел к пианисту, пошептался, указывая на меня, и, снова присоединившись к нам, пытался поухаживать за мной вместо гардеробщика. Я отобрал у него свой плащ, вышел на улицу, не останавливаясь, пошел в переулок. В двух шагах позади плелись бывшие приятели. Я был абсолютно спокоен: такие экземпляры не подерутся и не сбегут. В автомашине я открыл им заднюю дверцу: не хотелось сидеть рядом ни с одним из них.
В отделе безлюдно, только дежурная часть работала в своем обычном круглосуточном ритме. В свой кабинет я привел музыканта; в соседнем оставил Титаренкова, предложив ему изложить показания в письменной форме.
— Имейте в виду, Валентин, то, что вы морочили голову мне, я как-нибудь переживу… Но не вздумайте лгать в протоколе, привлекут вас за дачу ложных показаний как миленького, никакие звонки не помогут.
Он выслушал мое «напутствие», опустив голову и не возразив ни единым словом.
С Мадатовым начинать с официального допроса я считал нецелесообразным. Сейчас моя главная задача — установление личности Айриянца. Как бы музыкант ни ловчил и ни отпирался, его сговор с преступником доказать будет нетрудно, а вот если он не захочет назвать мошенника, найти того в считанные дни едва ли окажется возможным.
Рат в таких случаях угощает подозреваемого сигаретами и начинает рассказывать о своих взаимоотношениях с тещей или, на худой конец, пару идущих к делу анекдотов. Кунгарову легче; он начальник уголовного розыска, фигура, известная всему Каспийску. До моей тещи никому нет дела, а рассказывать анекдоты я просто не умею. Поэтому я сажусь рядом с Мадатовым и проникновенно говорю;
— Рафик, единственный твой шанс остаться до суда на свободе заключается в том, что ты немедленно назовешь мне настоящее имя Айриянца. Я не угрожаю, я объясняю тебе реальную ситуацию. Если ты его не назовешь, прокурор санкционирует твой арест. Посуди сам, кто ж тебя отпустит предупреждать соучастника, что мы напали на его след, и сговариваться о будущих показаниях?
Рафик быстро ощупал мое лицо «присосками».
— Какой соучастник? Зачем соучастник? Я его знать не знаю… Клянусь жизнью. Он мне тоже сказал: Айриянц я.
— Ну как хочешь, — я демонстративно пересел за стол.
— Не надо, прошу, не надо… Могилой отца клянусь, не знаю… Вай, что мне делать…
Глаза прямо-таки в вихревом темпе заметались по комнате, ни на мгновение ни на чем не задерживаясь.
— Вот, имя вспомнил; Александр… Айриянц Александр… Отчество тоже говорил, я забыл… Клянусь, забыл…
— Вагабович? — усмехнулся я.
— Ай спасибо… Александр Вагабович… точно…
«Дурака валяет или…». Об «или» не хотелось даже думать. Вот уж действительно я влип, как в трясину, чем дальше, тем глубже.
— Как же ты сговорился на опасное дело с незнакомым человеком?
— Какое опасное, зачем опасное?.. Никого не убивал, не грабил…
«И этот туда же. Честные люди собрались, один другого честнее».
Познакомился с ним в нашем дворце, вижу, солидный человек, машину имеет, Если б опасный был, на дачу бы его не пригласил. Хлеб с ним бы не ел… Это я так раньше думал… Вы, ай спасибо, правильно сказали: он опасный человек. Если бы я знал, как собаку его обошел бы. Пусть других кусает, зачем меня должен кусать?..
«Так… Между делом музыкант пытается выскочить сухим из воды. Ну ладно, дам тебе возможность высказаться. Валяй дальше».
— Я тоже солидный человек… Не шантрапа, не жулик… Никто про меня плохого слова не скажет… Любого спросите: какой человек Рафик Мадатов? Все ответят: хороший человек. Валентин тоже меня знает… Теперь мне перед ним стыдно… Он мне ключи доверил, дачу доверил… Только мне доверил… Как брату… Как перед ним оправдаюсь? Зачем опасного человека на его дачу приглашал? Зачем?..
— Зачем? — эхом отозвался я.
— Солидный человек, почему не пригласить? Любого спросите, все скажут: Рафик Мадатов такой парень, всем верит… Теперь никому верить не буду…
От его скороговорки, а может, от усталости за день в голове у меня стоял несмолкаемый звон. Я полез в ящик стола за тройчаткой, и Мадатов подскочил как ужаленный, верно, решил, что там у меня постановление на его арест заготовлено.
— Не надо, прошу, не надо… Как брата прошу… Я совсем мало виноват… Айриянц меня про дачу спрашивал, про хозяев спрашивал, я как дурак рассказывал… Про что спрашивал, все рассказывал… Вы правильно сказали: опасный человек, очень хитрый человек… Вас никто не обманет… У вас должность такая, что никто обмануть не может… А меня что стоит? Я маленький человек… Кто я такой? На барабане играю… Если б умный был, на пианине играл…
— Если б умный был, с мошенником не связался, так будет вернее. И вообще хватит. Я тебе не барабан.
— Клянусь…
— Помолчи! Будем говорить официально.
Я включил магнитофон, задал вопросы по анкетным данным, затем предложил рассказать все ему известное по делу о мошенничестве на даче Титаренковых. Он повторил уже сказанное мне, только в сокращенном варианте.
— Сколько раз вы приглашали на дачу Айриянца и когда?
— Один раз пригласил… Всего один раз… Сидели разговаривали, хлеб кушали… Такой хитрый оказался, все, что нужно было, узнал… как лисица…
— Когда это было?
— На прошлой неделе. Точно не помню когда…
— Постарайтесь вспомнить, неделя — не год.
Взгляд его опять заметался, словно какой-нибудь предмет в кабинете мог подсказать ответ.
— Вспомнил… в позапрошлое воскресенье. Вай, что наделал… с кем хлеб кушал… Вай!..
Для убедительности он несколько раз ударил себя кулаком по голове. При такой шевелюре без особого риска можно было биться и об сейф…
— Отвечайте, пожалуйста, только на вопросы и по существу. Когда вы получили ключи от Валентина Титаренкова?
— В субботу он мне дал. «На, — сказал, — пользуйся, пока меня не будет… В общежитии живешь, работаешь поздно, заезжай днем, отдохни, заодно присмотришь…»
— Значит, Айриянц появился на даче уже на следующий день?
— Так получается, — простодушно ответил Мадатов.
— А когда же вы с ним познакомились?
— В среду познакомился… Глаза б мои в тот день ослепли.
