— А ведь Ольга тебя предупреждала, наверное, — как бы между прочим сказал Сокольников. — Говорила небось: не зарывайся. Так или нет?
Бочкова хлопала ресницами и готовилась плакать. Носик ее капелюшечный покраснел, а глаза до краев налились влагой.
— Как же, предупреждала, — возразила она. — Сама же велела двести рублей отдать с выручки.
У Сокольникова от волнения немного перехватило дух. Чтобы себя не выдать, он поднялся и отошел к окну.
— Это несколько меняет дело, — сказал он, не оборачиваясь. — Даже сильно меняет, я бы сказал. Если получается так, что тебя принудили к обману, ситуация совсем иная. Но ведь это еще надо доказать.
— Как же я докажу? — всхлипывала Бочкова, размазывая по румяным щекам угольно-черную тушь. — Она же ото всего отопрется!
— Когда ты ей деньги должна передать?
— Да сегодня же. Сразу, как кончу торговать. Она сказала, что будет ждать в магазине.
Сокольников вернулся к столу, достал и положил перед ней чистый лист бумаги.
— Пиши. Прокурору района. Заявление…
На остановке возле метро трамвай разом опустел. Вместе с Викторовым в вагоне осталось всего с десяток пассажиров. Да еще какой-то паренек запрыгнул в последний момент на переднюю площадку. Он прятал лицо в поднятый воротник зябкой синтетической куртки, и все же, приглядевшись, Викторов его признал.
— Олег! Сокольников! — окликнул он.
Тот обернулся, обрадовался.
— Саша! Здравствуй!
Он подошел и сел рядом. Выглядел уставшим. К тому же, кажется, похудел.
— Ты с работы? — спросил Сокольников. — Что так поздно?
Викторов неопределенно махнул рукой.
— Дела всякие… А ты сейчас где?
— Да, видишь, в КБ свое вернулся, — смущенно сказал Сокольников. — Из отдела-то я уволился.
— Я знаю. Слышал кое-что.
— А что именно? — Сокольников с острым интересом заглянул ему в лицо, и Викторов отчего-то смутился.
— Всякое говорят, — пробормотал он — Язык-то без костей.
Холодок неловкости и отчуждения повеял между ними, и оба прекрасно понимали причины его появления. Сокольников был уже чужой, бывший сотрудник. Бывшими редко становились по своей воле и потому не стремились узнавать при встречах прежних сослуживцев. Викторов поспешил исправить положение.
— Что же все-таки произошло?
Сокольников усмехнулся одними губами. А глаза оставались невеселыми.
— Я ведь, Саша, Ратникову с поличным поймал. Задержал с понятыми, как полагается, когда она от своей продавщицы получала взятку. И заявление в прокуратуру заранее имелось. А дальше все очень странно получилось…
Он замолчал и снова невесело усмехнулся.
— Привез ее в отдел и только после этого позвонил Костину. Он тут же примчался. Вместе с Трошиным, кстати. Поначалу даже похвалили меня за то, как грамотно я все проделал. Наверное, от растерянности. И домой отправили. Сказали, что сами разберутся. Это случилось как раз накануне Октябрьских. А когда после праздников я пришел на работу, оказалось, что все с ног на голову… Девчонка эта, которую Ратникова заставляла народ обманывать, оказывается, заявила, что я ее запугал, обманул и все такое. Угрозами, дескать, заставил заявление на Ратникову написать и деньги ей сунуть. К тому же Ратникова написала на меня жалобу, будто я тогда был пьян. Вот эту жалобу почему-то и стали разбирать в первую очередь. Костин назначил служебное расследование, а проводить его взялся Трошин. Доказать однозначно я ничего не мог, хоть все сплошная глупость и подлость. В общем, я сорвался, накричал и заявление на стол. Подписали мое заявление мгновенно. В неделю рассчитали — вот скорость-то!
— А что Ратникова? — спросил Викторов, хотя ответ ему был известен.
— С ней все в порядке. И девчонку ту передали на воспитание коллективу. Правда, Ратникова, я слышал, от нее все же скоро избавилась. Слышал я еще, что сама Ратникова собирается в другой район переходить. Вроде даже с повышением, чуть не начальником торга… А, плевать!
Сокольников поежился и глубже сунул руки в карманы.
— Может, ты поторопился, Олег? — Викторов снова ощутил, что говорит не то.
— Может, и поторопился. А ты бы на моем месте как поступил?
Трамвай резко затормозил перед светофором. Из кабины выскочила женщина-вагоновожатый, пробежала по салону, вытаскивая из касс билетные катушки.
— Вагон идет в депо, — объявила она на ходу и повторила еще раз: — В депо идет вагон.
— Я не знаю, — запоздало ответил Викторов. — Так сразу и не скажешь.
— И я не знаю, — согласился Сокольников. — Иногда думаю — зря. Надо было побороться, пошуметь еще. По правде говоря, вначале я собрался жалобу накатать. Вплоть до самых верхов. Начал писать и остановился. Думаю: зачем? Поезд уже ушел, все упрятано. Даже если какой честный человек проверять мое письмо возьмется — все равно концов не найдет. Да и станет ли искать!.. Верно ведь?
За окном вагона проплыли огромные цифры 1977, сложенные из разноцветных лампочек на глухой стене какого-то учреждения. Только что закончились новогодние каникулы, и оформление в городе еще не везде убрали.
— Ну, мне выходить, — Сокольников поднялся. — Счастливо тебе!
— Счастливо! Ты забегай, — скороговоркой произнес Викторов. — Знаешь ведь, где я сижу…
Он смотрел, как Сокольников трусцой семенил по тротуару, не вынимая рук из карманов. Пошел небольшой снежок, но мороз все равно держался крепкий, потому что задувал ветер, да и до весны еще было далеко…
ИРИНА СЕРГИЕВСКАЯ (ТИБИЛОВА) окончила Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии. Работает художником-постановщиком в хореографическом училище имени А. Вагановой. Печаталась в журнале «Нева».
В «Искателе» выступает впервые.
БОРИС РУДЕНКО родился в 1950 году в Москве. Окончил Московский автодорожный институт. Работал в органах БХСС. В настоящее время — журналист, автор многих фантастических рассказов и повестей, опубликованных в разное время в периодических изданиях и коллективных сборниках. Повесть «До весны еще далеко» — вторая публикация Б. Руденко в «Искателе» и первая его работа в жанре приключений.
Vous êtes fou — вы дурак.
