и не понял. Если кратко, то: да здравствует будущий офисный планктон! Брукс наконец перестал слишком коротко стричь волосы, намного чаще улыбался и каким-то чудесным образом попрощался со своей неуклюжестью — отношения с Макс (или лишение девственности?) пошли ему на пользу. И да, с недавних пор Сэм стал звездой университетской команды по бейсболу. Кто бы мог…
— …подумать? Киллиан лишился всех своих собеседников.
Саманта, закончив возиться на кухне, уселась напротив него начала складывать у себя на коленях фартук.
— Не прям уж всех. Ты же здесь, — улыбнулся он, осознав, что несколько минут сверлит дыру в стене, увешанной праздничными гирляндами в форме снежинок. А на лице Саманты уже читался вопрос:
— Все в порядке?
— Конечно, — думая о том, не сильно ли растягивает уголки губ, выдавая себя фальшивой улыбкой. — Просто задумался, — заметив, как замерла подслушивающая их разговор Макс. — Наверно, мне пора. Не хочу оставлять Вивьен одну.
— Жаль, что она не пришла.
— Она поехала к матери, — виновато пожал плечами Киллиан. — Как-нибудь в следующий раз, — произнес он неуверенно, потому что не знал, скоро ли наступит этот "следующий раз". Процесс социализации Вивьен проходил довольно медленно. Но спасибо и за то, что сестра продолжала общаться с Макс и Сэмом.
— Я рада, что нас становится больше, — улыбнулась Саманта, взглянув на девочек возле рождественской ели, затем повернулась к нему и мягко потрепала по волосам. — Может, и ты кого-нибудь с собой приведешь, — как-бы невзначай. А у Киллиана вот-вот треснет лицо.
— Сейчас моя вторая половинка разглядывает свои подарки, — бросил он выразительный взгляд на Микаэлу. Саманта вмиг посерьезнела. — Согласен, неудачная шутка, — вскинул он ладони кверху.
Киллиан взял пакеты с подарками и плюшевого мишку, которую подарила ему Микки, и, быстро со всеми попрощавшись, вышел в прихожую.
Это было третье Рождество, которое он отмечал у Бруксов, и первый раз он чувствовал себя таким одиноким. Лучше уйти, чтобы не портить веселье остальным. Он ведь отсидел положенное время?
— Киллиан, — тихо окликнула его Саманта, заставив повернулся у двери.
— Да?
Та подошла и крепко обняла его. Киллиана обдало ароматом яблочного пирога. Уже три года этот запах ассоциировался у него с нежностью, добротой и материнской любовью.
— Все образуется, вот увидишь, — женщина встала на цыпочки и чмокнула его в щеку.
— Спасибо, — за все.
Киллиан вышел на улицу. Холодный воздух пробирался внутрь до костей. Хоть бы сегодня пошел снег, но нет, моросил премерзкий дождь. Он не застегнул пальто, потому что собирался быстро добежать до машины, но на деле он шел к ней так, будто и вовсе забыл, куда и зачем направлялся.
В порядке ли он? Из его памяти практически стерлись воспоминания о худшем моменте худшего дня в его жизни. Картинка размывалась, голоса приглушались, и Киллиан надеялся, что в какой-нибудь день уже и не вспомнит этот кошмар. Может, когда-нибудь он решится удалить шрамы на своем бедре. Однако во сне его все еще преследовал образ безумца, царапающего кровавые иероглифы на бездыханном теле. Во сне им никогда не удавалось спастись.
Были и приятные сновидения, в которых его нежно гладили по волосам и что-то тихо нашептывали на ухо, почти касаясь губами, а он целовал разбитые костяшки свободной руки. После них Киллиану не хотелось просыпаться.
Он искал среди прохожих знакомое лицо, хоть и знал, что затея провальная. Целуя кого-либо, он всегда представлял одного человека. Он совсем перестал выступать, курил в два раза чаще и заметно похудел.
Он не в порядке. Макс как-то сказала, что ему нужно сходить к психологу. На самом деле, ему нужно было лишь кое-кого увидеть. Чтобы убедиться, что с этим человеком все хорошо, что он не встал снова на путь саморазрушения и смог выбраться из всего дерьма. Потому что…
я буду в порядке, если с тобой все будет хорошо
— Надо было ляпнуть такую хуйню, — сердито пробубнил Киллиан, закуривая прямо в машине, и приложился затылком о подголовник. Маска беззаботного и радующегося жизни парня полностью спала, расслабляя мышцы лица, отвечающие за натянутую улыбку.
Притворятся было сложно. Это отнимало куда больше энергии, чем он мог подумать. Но Киллиан старался изо всех сил, потому что обеспокоенная его состоянием Вивьен выглядела ничуть не лучше него.
Вообще, с тех пор, как они вернулись в Нью-Йорк, с него не спускали глаз трое самых назойливых людей, которые отказывались оставлять его в покое. Больше всего его опекала сестра. Сначала она приходила к нему уговаривая покушать, затем — выйти из комнаты, после — выйти из квартиры.
С наступлением осени стало чуточку легче. Его отвлекала учеба в университете и новые знакомые. Но, как уже было сказано, притворство отнимало много энергии, поэтому Киллиану требовалось время, чтобы побыть наедине с собой. А когда он оставался один, поток мыслей в его голове уже было не остановить. Замкнутый круг получается.
Приехав в пустую квартиру, где не было и намека на праздник, он бросил ключи на тумбу, разделся и прошел к одинокому креслу, который когда-то приватизировала местная скрипачка. С недавних пор он начал служить пристанищем для того, кто время от времени впадал в анабиоз.
Он оставил медведя на диване — а ведь в детстве у него не было игрушек — и, проходя мимо фортепиано, провел пальцами по клавишам. Вивьен уговаривала купить его целый месяц.
— На нем можно воспроизвести любую музыку!
— У тебя же такой талант!
— Ты ведь не собираешься всю жизнь петь чужие песни?
В ее словах был толк, который подтверждало отсутствие пыли на клавишах. Он станет музыкантом, посвятившим все песни своей несчастной любви?
Забравшись на кресло и подобрав под себя ноги, он стал наблюдать за городом, встречающим Рождество в такую отвратительную погоду. Под стать его настроению.
Витая где-то между воспоминаниями и фантазиями, Киллиан задремал. Проснулся он, когда вернулась Вивьен.
— Премного благодарна, дальше я сама.
— Да ладно, мне не в лом, — послышался второй женский голос.
Вивьен ни разу не приводила гостей. Более того, Киллиан никогда не видел ее с кем-либо, кроме Макс и Сэма. Ландре стало настолько интересно,
