Я с изумлением увидел, что мыс удлиняется!
Он менял свои очертания на глазах, делался ниже и уже.
И вдруг я понял: это нос подводной лодки, острый как секира, выдвигается из-за мыса!
Еще несколько секунд, и она уже вся на виду: серая, в пятнах камуфляжа, как змея, очень длинная, без всяких опознавательных цифр или букв.
Мы были от нее на расстоянии полукабельтова. Как смогла она обогнать нас? Наверно, был какой-то сокращенный путь, подводная лодка прошла к устью Аракары не известными нам протоками.
Я даже не успел испугаться. Меня поразила высокая боевая рубка и отсутствие орудия на палубе. Но пулеметы были там и расчет выстроился подле них.
Подводная лодка замерла посреди плеса, преграждая нам путь.
С палубы донесся разноголосый протяжный вопль.
Что-то крикнул за моей спином капитан. Второй помощник торопливо прошлепал босиком по трапу. Я увидел, как несколько матросов спускают на талях шлюпку. На них стала напирать толпа пассажиров, орущих, визжащих, вопящих.
О! Это очень страшно — паника! Особенно на корабле.
Шлюпка поползла, стала косо, черпнула воду кормой. За борт полетели спасательные круги, подвесные койки, ящики.
Будто столбняк пригвоздил меня к трапу. Я неподвижно стоял и смотрел, хотя знал: мое место у машин!
Но что мог сделать наш бедняга «Камоэнс», безоружным, беспомощный, зажатый на узком пространстве берегами реки? Неуклюже разворачиваясь, он печально проскрипел в последний раз своими ревматическими бимсами, шпангоутами к стрингерами.
Однако нас даже не удостоили торпеды.
Над головой дробно застучала доска, отдираемая от обшивки.
Я оглянулся. Капитан лежал, скорчившись, подогнув голову под плечо. Рука свисала с мостика. В ногах капитана валялся рулевой.
Нас расстреливали из пулеметов!
Течение сразу же подхватило неуправляемым «Камоэнс» и понесло его на перекат.
Я стряхнул с себя эту одурь. Кинулся со всех ног на мостик к штурвалу. Но не добежал, не успел добежать!
Резкий толчок, скрип, грохот!
Вокруг меня колыхались люди, обломки, ящики. Я был уже в воде!
Вероятно, «Камоэнс» получил большую пробоину или несколько пробоин. Он быстро заваливался на борт. По перекосившейся палубе скатывались в воду люди.
Мимо меня проплыло несколько корзин, связанных вместе. На них взобрались два или три человека. Я присоединился к ним.
Нас развернуло и потащило прямо к подводной лодке Шлюпка, переполненная людьми, обогнала наши корзины. Весла опускались неравномерно.
Матери поднимали детей и показывали их пулеметчикам, которые стояли на палубе.
Но вот по шлюпке стегнула очередь, гребцы и пассажиры шарахнулись к корме. Шлюпка перевернулась.
И тут явились пирайи!
Вода вокруг барахтавшихся люден забурлила, запенилась. Пена была кровавая!..
Пулеметчики решили отдохнуть. Они спокойно стояли, облокотившись на свои пулеметы. А пирайи доделывали за них работу!
Видеть это было нестерпимо! Просто нестерпимо! — Нэйл стукнул себя кулаком по лбу. — Как выбьешь это отсюда? Как!?
И, задохнувшись, добавил тихо:
— Разве что пулей?..
Он с силой потер лоб, обернулся к Виктории:
— Извините! Вообще-то не позволяю себе распускаться. Но стал описывать все по порядку, и это так живо вспомнилось! Еще раз прошу извинить!..
Наши корзины подносило к подводной лодке.
Я увидел, как матрос вынес на палубу разножку. На нее сел человек Ему подали фотографический аппарат. Он сделал несколько снимков. Потом закурил и, перебросив ногу за ногу, стал смотреть на нас.
И я подумал: до чего мне не повезло! В свой смертный час я не вижу милых, участливых лиц жены или друзей. Уношу с собой только взгляд врага, этот отвратительно безучастный, ледяной взгляд!
Человек, сидевший на разножке, наблюдал за нашей агонией у его ног так, словно бы мы были не люди, а черви…
Снова застучала доска, отдираемая от обшивки. Брызги воды поднялись перед глазами. Рядом кто-то закричал.
Больше ничего не помню. Потерял сознание от боли…
Когда я очнулся, корзины покачивались в прибрежных камышах. Я был одни. Рана на плече кровоточила.
Я с осторожностью раздвинул камыш. Река была пуста. Только алые полосы плыли по сияющему выпуклому плесу.
Мне показалось, что это кровь. Но это были лучи заката…
— Как же вам удалось выбраться из тех страшных мест?
— Меня подобрали Огненные Муравьи.
— Те самые? Подозреваемые в каннибализме?
— Да. Наткнулись на меня в лесу, по которому я кружил. Видимо, был в почти невменяемом состоянии. Мне рассказывали потом, что я кричал, плакал, кому-то грозил.
Несомненно, пропал бы, если бы не Огненные Муравьи. Джунгли Амазонки беспощадны ко всем слабым, одиноким, безоружным.
У Огненных Муравьев я пробыл до осени…
— А культ бога войны? — нетерпеливо прервал Шубин. — Сумели ли вы проникнуть в тайны этого культа?
— Нет. Я его попросту не заметил.
— Да что вы! Как так?
— Видите ли, Огненные Муравьи очень примитивны по развитию. Им бы ни в жизнь не додуматься до такого культа! Они почитают духов предков, вот и все. Я, конечно, не специалист. Может, что-то упустил. Во всяком случае, кочуя по лесу, они старательно обходят места, где ныряют челны, грохочут барабаны, гаснут и зажигаются колдовские огни.
— А! Кому-то выгодно отвадить люден от Аракары?
— Вы правы. Чем дольше я жил у Огненных Муравьев, тем больше убеждался в том, что бедняг оболгали, оклеветали с помощью газет и радио, как это принято в нашем цивилизованном мире.
До утра мог бы рассказывать вам об огромном доме на столбах, в котором живет племя, об охоте на рыб с помощью лука и стрел, о «заминированных» полосах земли — усыпанных рыбьими костями, сверху замаскированных листьями.
Многое из того, что получило в наши дни свое высшее развитие, было там лишь в зачатке.
При мне произошла стычка Огненных Муравьев с враждебным племенем Арайя, что значит «мглистый скат». Я впервые наблюдал массовое применение духовых ружей, страшных десятифутовых деревянных труб, из которых выдувают маленькие стрелы, смазанные ядом кураре.
Показать бы одну из этих труб в Шеффилде, на нашем заводе! Ведь она могла считаться прабабушкой современной артиллерии!
В конце августа я окреп настолько, что смог проститься с Огненными Муравьями. В Редонде, ближайшем поселке на реке, мне сказали, что Бразилия объявила войну Германии.
