было. Урош каждый день ходил к замку. Для чего? Он и сам не знал. Стоял, смотрел на уходящие в небо каменные стены без окон и дверей. Медленно обходил его. А потом так же медленно возвращался домой.
Все были очень напряжены. Постоянно ждали чего-то. Вздрагивали от каждого шороха. Угнетало бездействие. Люди, привыкшие постоянно трудиться до изнеможения, очень страдают, оказавшись без работы. Каждый отвлекал себя от дурных мыслей, чем мог. Каролина взялась за их гардероб: разбирала, стирала, подшивала. Урош с Северином заготавливали впрок топливо для костра, занимались починкой повозки. Пармен сел за пьесу о Короле, замысел которой давно вынашивал.
Через два дня после ухода Илария Пармен поднял вопрос, не думают ли они, что безопасней будет покинуть Столицу. На что Урош категорически заявил, что никуда не поедет, что бы они все не решили. Если они решат ехать, он останется один, будет спать на земле, но с места не сдвинется. Каролина и Северин понимали, что разумнее, конечно, уехать, но понимали и чувства Уроша. Остались.
Поэтому каждую минуту ждали, что за ними придут стражники.
И вот когда напряжение, казалось, достигло предела, возле их повозки появился… Король.
В Столицу Селен с Королем и Гленом въехали утром. Одеты все трое были скромно, как обычные горожане, чтобы не привлекать внимание. И всё равно Король был уверен, что его обязательно узнают, и панически этого боялся. Но никто не обратил на них ни малейшего внимания, они прошли через весь город совершенно без проблем. Как ни странно, Короля это ужасно расстроило: он надеялся, что его бывшие (и будущие, как он надеялся) подданные ждут его, а его все забыли! И даже то, что опасность миновала, не утешало его.
Дойдя до центра, они с Селеном расстались. Ворожей не хотел, чтобы они узнали про его умение ходить Отражением, и, указав дорогу к повозке артистов (местонахождение которой он высмотрел накануне с помощью ворожбы на воде), сам направился к Арну. Не сразу, конечно – сначала он снял в гостинице комнату с большим зеркалом.
А Король с Гленом отправились удивлять своим прибытием артистов. И правда, трудно описать чувство, которое испытал Пармен, мирно сидящий на земле возле повозки с кипой листков на коленях и карандашом в руках, – он неутомимо трудился над пьесой о Короле, – когда вдруг главный герой этой самой пьесы явился перед ним собственной персоной. Однако Пармен и не предполагал, что то, что он испытал, было не потрясением, а лишь его репетицией по сравнению с тем, что им всем предстояло пережить завтра.
А назавтра возле их повозки появился Селен. Он был в прекрасном настроении. Во-первых, он находился всего в трех днях от достижения своей цели – именно через это время Арн обещал покинуть страну, и значит, без лишних трудов и волнений Селен вскоре полностью восстановит свое положение в Древии. Во-вторых, открыв дверь в Тот Мир, он убедился, что ничуть не утерял свою колдовскую силу – после происшествия у Короля на острове он серьезно опасался, что начинает сдавать (он не знал, что дело было в Траве). Поэтому Селен с восторгом принялся описывать свое второе посещение замка (разумеется, опуская подробности, который не предназначались для посторонних). Задорно, с многочисленными шутками описал он свою встречу с Иларием («Я сразу понял, что это он!»), подробно расписал – не забыв подключить фантазию, – как верно служит тот Арну, как Арн полагается на него, и добавил, что парню там, видно, так хорошо, что он даже не поинтересовался, как себя чувствует его отец. Всё это Селен выложил единым духом в упоении собственным остроумием, не замечая, как вмиг постарели Пармен и Урош, как стиснула зубы Каролина, как широко раскрыл глаза Северин.
И только когда Северин вдруг громко сказал: «Этого не может быть!», Селен спустился со своих облаков и удивленно поднял брови:
– Простите?
– Иларий не мог, – выдохнул Северин. – Не мог!
– То есть я лгу?
– Нет, – смешался Северин, – я не это имел в виду…
– Может, вы что-нибудь не так поняли? – почти умоляющим тоном спросил Урош.
– Хм, конечно, я не ученый, и мой ум не столь совершенен. Но дело в том, что я просто рассказал вам, что видел. Выводы уже можете делать сами. Если же вы мне не верите, настаивать не буду.
– Мы вам верим, – глухо сказала Каролина. – Просто в это очень трудно поверить.
Она посмотрела на Пармена – он словно окаменел: ни кровинки не было в его лице. Губы что-то шептали: то ли молитву, то ли проклятие.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ,
последняя.
Иларий оказался прав: на следующее утро Арн пришёл к дочери. Был с ней, как всегда, ласков, извинялся, что так напугал её. Но что-то неуловимо в нём изменилось. Она всматривалась в знакомые черты и не могла понять. Вроде отец был таким, как прежде. И всё же время от времени ее охватывало ощущение, что перед ней другой человек.
Арн очень спокойно, с улыбкой сказал ей, что через два дня у них начнется новая жизнь и он очень рад, что наконец сможет сбросить с себя бремя власти, которое – она знала это – очень его тяготило. У неё будет новый дом, и она сможет общаться с другими людьми, сможет завести друзей. Всё это он говорил с ясным, светлым лицом, но изнутри проглядывала какая-то черная тоска, и как он ни пытался скрыть её, ему это не удавалось. Это было похоже на то, если бы чёрный камень пытались прикрыть яркой разноцветной тканью: вроде на первый взгляд красиво, но чуть приглядишься и видишь, что ткань слишком тонка и не скрывает мрачное уродство камня.
Тем не менее, они стали энергично готовиться к отъезду. Вещи упаковывать необходимости не было – Арн обещал их переправить на новое место с помощью ворожбы. На вопрос дочери, где это новое место, ответил, что еще выбирает между несколькими вариантами, но сегодня-завтра обязательно определится. Предложил ей попрощаться с замком – они в него больше не вернутся.
Ближе к вечеру Арн снова зашел к ней в комнату. Дарина сидела на полу, а вокруг неё стопочками, пачками, кипами, кучами лежали разные вещи: одежда, посуда, игрушки, украшения, книги. Вид у Дарины был потерянный.
Арн поцеловал её в затылок:
– Я знал, что тебе всё же захочется упаковать что-нибудь самой. Держи!
И он поставил перед ней прелестный сундучок, затейливо расписанный замысловатыми узорами и украшенный разноцветными камешками.
Глаза у Дарины загорелись. Не удержавшись, она тут же открыла крышку. Внутри было много всяких отделений.
– Я давно купил его. Хотел подарить тебе на именины, но сейчас он может пригодиться. Верно?
– Что ж, я теперь останусь без подарка на
