Хильда Коппи была беременна. Казнь ее отсрочили до рождения ребенка.
«Мой дорогой Адди!»
Кто ж этот Адди? Письмо было датировано 23 мая 1939 года. Его изъяли при обыске в квартире Вильгельма Гуддорфа.
Вот он, Адди — Адди Вендт. Гамбургская подпольная группа.
«Мой дорогой Адди!
Как раз сегодня хотел написать тебе и спросить, почему ты стал вдруг нем как рыба. Но тут пришло твое письмо, доставившее много радости. Я тоже был занят последние недели… Редко когда возвращаюсь домой раньше 10 часов вечера. А когда прихожу, Клара уже спит…»
Внизу стояла сноска — Клара Нимиц, член КПГ.
«На Вознесение мы поехали за Бланкефельде, в район Цоссена, и провели время в чудесном, почти нетронутом месте — похожая на степь болотистая почва с высокой травой. Мы видели там косулю в целом море желтых, белых и голубых болотных цветов, слышали и видели бесчисленное множество всяких редких птиц…»
Беккерт закрыл глаза. Мысленно он тоже перенесся на одну из тех болотистых полян с белыми и голубыми цветами. На поляну его детства. И увидел косулю. Мертвую.
«Самая любимая, хорошая моя Клара!
Постепенно уходит прекрасная весна, мир вокруг отцветает, а с ним и все живое. Минует все, что было или казалось таким прекрасным, оно и должно уходить в вечном круговороте.
Когда я вернулся в Берлин из России, меня встретили осенние краски, но вот зима опять сменилась весной. Как великолепно, было увидеть все в цвету! Сияние и блеск солнца за окнами тюрьмы, твои письма и чудесный вид из окна — все это давало мне огромную радость в эти часы и дни, проведенные здесь…
Благодарю тебя, моя любимая, за все прекрасное, за всю любовь и ласку, что дарила мне. А особенно благодарю тебя за трех маленьких воробушков, которые понесут дальше наше имя…
С чувством глубочайшей любви говорю тебе: прощай, моя хорошая.
Твой Карл».
Карл Беренс. 16 сентября его арестовали в своей части на Восточном фронте. Казнен 13 мая 1943 года.
«Моя дорогая Рутхильд!»
Рутхильд Хане — невеста Вольфганга Тисса.
Беккерт вспомнил это имя — Вольфганг Тисс.
В 1931 году в печати появилось письмо, которое привлекло тогда всеобщее внимание. Оно было подписано пятью членами гитлерюгенда, которые заявляли о своем выходе из организации и призывали других молодых людей выходить из гитлеровских организаций а бороться против Гитлера и его партии, которая на самом деле является не рабочей и не социалистической.
Среди подписей под этим письмом первой стояла подпись Вольфганга Тисса.
«С большим трудом мне удалось добиться, что часть моей библиотеки перекочевала сюда, в камеру. Теперь у меня есть Френссен, Гамсун, Фрейтаг, Достоевский, Пруст и еще многие другие, которые звучат здесь совсем по-другому, полнозвучнее…»
22 августа 1942 года Вольфганга Тисса приговорили к смертной казни. В ожидании казни он читал Пруста и Достоевского…
Беккерт натолкнулся на свидетельство о смерти Йона Зига:
«4015
Берлин 23 октября 1942 г.
Служащий государственных железных дорог Йоганн Зиг, неверующий, проживающий в Берлине — Нойкёльн, Йонасштрассе, 5А, найден мертвым 15 октября 1942 г. в 17 часов 20 минут.
Умерший родился 3 февраля 1903 года в Детройте, Америка.
Отец: Август Зиг.
Мать: Мария, урожденная Штубе, оба проживают в Америке.
Умерший был женат на Софье, урожденной Влосинска.
Арестован по письменному указанию полицай-президента Берлина. Чиновник службы записей актов гражданского состояния
(Подпись)
Причина смерти: повешение, самоубийство».
«Значит, повешение, веревка! — подумал Беккерт. — Нет! Лучше — пуля!..»
Он достал парабеллум, приставил к виску. Но тут же отложил. Потянулся за флягой и допил все, что в ней было. Алкоголь не брал его. Наступило какое-то странное состояние: он отчетливо сознавал все, что делал. Мысли его были ясными, но все, что происходило с ним, будто происходило не с ним, а с кем-то другим. Будто не он сидел в этом кресле, будто не он намеревался прервать свою жизнь, а кто-то другой! Даже когда он снова взял пистолет и сунул дуло в рот — язык его не почувствовал вкуса металла. В это время завыли сирены воздушной тревоги…
Утром Старый Гюнтер пришел убирать кабинет. Беккерт, казалось, спал в кресле. Голова склонилась на грудь. Но за спиной на белом кафеле темнело несколько разбрызганных пятен. Это была кровь.
Группа Радо продолжала активно работать. Почти каждую ночь в Москву летели радиограммы, раскрывающие подготовку гитлеровской армии к весеннему наступлению в районе Курска. Сведения поступали к Радо от Зальтера, Лонга, Пакбо и, конечно, от Люци.
Радо каждый день прогуливал свою собаку на набережной или в парке Мон Репо. Там они и встречались с Сиси, которая передавала ему сведения, поступавшие от Люци.
Еще в январе Радо получил запрос Директора:
«Установите, какие планы и конкретные намерения имеет ОКВ в связи с наступлением Красной Армии, в особенности как думает ОКВ парировать или нейтрализовать удары Красной Армии. Какие разногласия существуют в ОКВ относительно оценки положения, необходимых мероприятий и планов. Передайте это указание всем людям группы Люци…»
8 апреля Радо передал:
«Директору. Молния.
Разногласия между верховным командованием (ОКВ) и командованием сухопутных сил (ОКХ) улажены за счет предварительного решения: отложить наступление на Курск до начала мая. Принятие этого решения облегчалось тем, что Бок, Клюге и Кюхлер смогли доказать растущую концентрацию советских войск во всем северном секторе фронта, в особенности в районе Великих Лук, в районе Ленинграда, и обратили внимание на опасность, которая может возникнуть в случае преждевременного израсходования имеющихся резервов.
Манштейн же заявил, что не сможет удержать южный сектор фронта и Харьков, если Красная Армия будет продолжать владеть таким прекрасным районом сосредоточения, как курский.
Как главное командование, так и генштаб сухопутных сил не думают, во всяком случае, о наступательных операциях с широкими целями вообще, в том числе на юге России и на Кавказе.
По мнению ОКХ и генштаба сухопутных сил, хорошо организованные русские наступательные операции возможны с 20 марта только в районе Ленинграда, Орла, устья Кубани, Новороссийска и полуострова Керчь».
