— И кого ловим? — деловито спросил моряк в черных трусах.
— Контрабандист. Убить хотел. Открывай! — приказал я. — Слышь, ты, открывай! Отойдите, — бросил я через плечо добровольным помощникам. — Вдруг у него пистоль?
Все моментально отхлынули.
— Чем бы взломать? — оглянулся я.
Моряк в черных трусах приказал стоящему рядом толстячку, тому самому, который недавно что-то штопал в своей каюте:
— Андрей! Дуй за «вездеходом»! Р-разорвись!
Андрюша крутнулся и сгинул.
— Фуражка! — вспомнил я. — Кажется, в машине...
— Серега! — командовал дальше матрос в трусах. — Достань!
Сережа бросился исполнять приказ. Навстречу ему вывернулся из-за угла Андрей с «вездеходом».
Через пять секунд появился и Сережа с моей фуражкой.
Дисциплинированные ребята!
Парень в трусах завладел «вездеходом», спросил:
— Открываем?
— Секундочку.
Получив фуражку, я надел ее, отстранил моряка в трусах, отобрал «вездеход». Если что случится, почему должен пострадать этот парень?
Я вставил «вездеход», повернул ключ, вытолкнул его, крутнул «вездеходом», пинком распахнул двери, отпрянул к переборке коридора.
— Тю-тю, — сказал моряк в трусах, осторожно заглядывая в каюту. — Смылся.
Каюта была удручающе пуста. В раскрытый иллюминатор новогодними огоньками заглядывали созвездия порта. И доносилось танго. В парке продолжались танцы.
Я подошел к иллюминатору, высунул осторожно голову. Легкий бриз обласкал лицо. Сюда б луну, Юлю, стакан сухого вина и никаких контрабандистов!
— Никуда он не денется, — вслух сказал я. — Мы его поймаем!
Кто-то тронул меня за плечо. Это был пограничник.
— Там шлюпка есть.
Я растолкал обступивших меня и бросился прочь от пейзажей и расслабляющих мыслей. Прогрохотал по палубе, скатился по временному трапу и, остановившись у наплавных мостков, окружавших ободранный зад судна, уставился на темную воду.
Где чиф? Взглядом, как строчной разверткой, прочертил акваторию. Да где же он?
Перебежал на другую сторону.
И здесь никого.
Поплыл, что ли, в открытое море?
У мостков стояла замызганная красками шлюпка, прикрученная к поручням толстой проволокой. Весел не было.
Чернела зеркальная гладь, в которой змеились огни судов, подъемных кранов, береговых фонарей, створов.
Я присел, чтобы свет не бил в глаза, всмотрелся. Показалось, что кто-то плывет, рассыпая на поверхности серебряные капли.
— Да вон он! — ткнул пальцем пограничник. — Давай за ним!
Он первым шагнул в шлюпку. Я принялся раскручивать проволоку. Парень отстранил меня.
— Дай я! О! А весла? — спохватился он.
Ругнувшись, он схватил среднюю банку, дернул изо всех сил.
Банка вылетела из гнезд, шлюпка опасно закачалась.
— Перевернемся!
— Не бойсь!
Мы поменялись местами. Пограничник сел на корме и гребнул с такой силой, что шлюпка вильнула круто вправо. Он гребнул с другой стороны, и мы развили ход. Не такой, конечно, как у торпедного катера, но в общем приличный.
Я оглянулся. На причале оживленно комментировали происходящее. Никитина среди зевак не было.
— Если он от нас уйдет, — проорал я последнее указание, — хватайте его!
— Бу-спок, Юрка! — ответил за всех дядя Миша. — В лучшем виде!
Вообще-то я беспокоился, что, движимые извечным сочувствием к преследуемому, люди не очень-то охотно выполнят мою просьбу.
Они ведь не знали всего, что произошло. Однако возвращаться и выступать с лекцией о моих приключениях не было времени.
Пограничник загребал размашисто, как индеец в пироге, а я адмиралом торчал на носу, пронзая взглядом темень.
— Куда грести?
Я увидел всплеск. Значительно левее по курсу. То ли дельфин взыграл, то ли человеческая рука... Как я ни всматривался, больше ничего не увидел.
— Ныряет, — неуверенно сказал я. — Не видать.
Мы выплыли уже на середину акватории.
На нас пер буксир, и мой гондольер вместо нежной песни об окружающих красотах стал ругаться, с опаской посматривая на атакующий дредноут.
— Ох, сейчас вмажет! Ох, вмажет! Занзибар гонконговский!
— Что крутитесь, как... роза в проруби? — заорал рулевой буксира. — Пи-да-го-ги! Роттердам вам в Женеву через Копенгаген! Под винт захотелось
Мы едва увернулись от буксира. Волна накренила шлюпку, она зачерпнула ведра три воды. Пограничник лихорадочно выравнивал наше утлое суденышко, костя буксир, его команду и всех ближайших родственников.
Я пригнулся, чтобы уловить всплески на лоснящейся поверхности. И увидел пловца.
— Вон эта крыса!
На противоположной стороне акватории стояло под разгрузкой иностранное судно с высокой, хорошо освещенной трубой, помеченной фирменным знаком — кровавой кистью. Я помнил легенду, связанную с этим знаком... Одному из братьев король пообещал остров. Требовалось лишь первому коснуться рукой суши. Один, обуреваемый жаждой наживы, рубанул себе кисть и швырнул ее на остров. И получил награду...
На что рассчитывает чиф?
Чиф заметил преследование, свернул направо. Понял, что теперь ему не удастся подняться на борт незамеченным. Да и пограничники не позволили бы...
Наряд мчал в том же направлении.
Мы шли в сторону оконечности причальной линии. Там в свете фонарей высились груды песка. Причалы достраивались, и в этом месте можно было выбраться из воды.
Пограничник налегал на импровизированное весло, выкладывался, не щадя сил. Шлюпка шла по ниточке к чифу, который уже не таился, а, перевернувшись на спину, изо всех сил молотил руками и ногами.
Расстояние между нами сокращалось.
И все же мы не успели!
Чиф добрался до причала, с трудом вскарабкался по скользким сваям и растворился в слепящей пелене прожекторов.
Я стоял на носу. Когда нос шлюпки почти коснулся свай, сжавшись в комок, прыгнул, упал, тут же поднялся и, наклонившись, как спринтер, побежал так, что ноги едва поспевали за туловищем, в направлении светового занавеса. Следит за мной пограничник или нет, не знал.
Пограничник прыгнул следом, но шлюпка под воздействием толчка отошла, и он упал грудью на кромку причала. Несколько секунд извивался, нащупывая ногами опору, взобрался на настил...
Впереди никого не было.
Я бежал вдоль невысокого бетонного заборчика, отделявшего площадку от пляжа. Лихорадочно работала мысль. Влево? Некуда. После мола — маяк. Дальше — вода. Справа, у причалов — люди.
Пляж?
Разогнался и отработанным когда-то в армии приемом перевалился через ограду. Правда, не так красиво, как в двадцать лет. А ведь тогда на мне был автомат. И подсумки. И еще полпуда разной амуниции.
Метрах в пятидесяти месил ногами песок чиф. Интересно, на что он рассчитывает? О чем думает?
