Лысый карлик, схватив убитого пса за задние лапы, поволок его в посудомойку. По зеркальному полу тянулся кровавый след. Танцы возобновились, будто ничего и не произошло.
Зал сотрясали звуки музыки. Крутились блестящие шары под потолком.
— Этого они мне никогда не простят, — прошептала Фанни.
Макаров услышал.
— Кто не простит? — спросил он.
Фанни не ответила.
За дверями посудомойки образовался какой-то сгусток опасности. Макаров ощущал его как гнойный нарыв, который вот-вот прорвется…
— По-моему, нам пора сваливать, — тревожно сказал Макаров.
К столику с решительным видом приближалась барменша-гермафродитка.
— Послушай, мужик, — грубо схватила она Макарова за отвороты пиджака. — Ты дал фальшивую купюру. Пойдем разберемся.
— Какую еще купюру?! Я даже к бару не подходил!.. — Макаров попытался вырваться из цепких рук барменши. Но не тут-то было.
В зале тем временем появились крепкие ребята.
Нельзя было терять ни секунды.
Макаров вскочил, роняя стул, и резко ударил барменшу ногой в пах.
— Бежим! — крикнул он Фанни.
И они выскочили в дождливую ночь.
V
Ночь поглотила их без остатка. Они растворились в густой смеси тьмы и тумана. И те, кто выбежал вслед за ними, растерянно замерли у входа, напряженно вглядываясь в непроницаемую стену мрака…
А женщина-кошка и старый писатель брели по кривым улочкам, не видя себя и друг друга. И только нудный дождь, оседая на лицах моросью, косвенно давал им понять, что они все еще существуют на этом свете.
Фанни и Макаров шли молча, словно были тысячу лет знакомы и обо всем давным-давно переговорено.
— О чем вы думаете? — немного погодя все же спросил Макаров.
— Ни о чем, — призналась Фанни. — Я вообще редко думаю. Я живу инстинктами.
Они опять замолчали. В рваном просвете туч показалась желтая луна. Рядом с ней мерцали далекие звезды. Из редеющего тумана стали выплывать странные металлические конструкции, похожие на доисторических животных, ветхие дома, ржавые вагоны старинных электричек с выбитыми стеклами; рядом с вагонами в одну кучу были свалены телефонные будки — тоже старинные, ржавые, и тоже без стекол… Вдалеке закричала невидимая птица. А где-то совсем близко ударил колокол, и его незатухающий гул надолго повис в сыром воздухе ночи.
В молчании они прошли мимо магазинчика женского белья. За стеклом витрины лежала голая женщина с оторванной ногой. Она умоляюще смотрела на Макарова. Макаров ускорил шаг, убеждая себя, что это манекен.
Город словно вымер. Хотя, в сущности, было не так уж и поздно. Скорее, наоборот — было рано. «Ведь сейчас день, а не ночь, — дошло вдруг до Макарова. — Почему же так темно?»
Не сговариваясь, Макаров и Фанни посмотрели друг на друга.
— Я вам никого не напоминаю? — с улыбкой спросила Фанни.
— Нет, — тоже улыбнулся Макаров.
— Я похожа на кошку.
— На кошку?
— Да. У меня даже маленькие усики есть. Их не видно, но они есть. Хотите потрогать?
Макаров провел пальцами по мокрым от дождя губам Фанни.
— Чувствуете?
— Чувствую.
Они вышли к озеру и побрели вдоль берега, по усеянному мусором и дохлой рыбой песчаному пляжу.
Прогулка начинала их тяготить. И как только они это поняли, так сразу же оказались возле своего дома. Вошли в подъезд и, забравшись в узкую, словно гроб, кабинку лифта, захлопнули за собой дверь. Свет не горел. Фанни нажала кнопку. Натужно загудев, кабинка поползла вверх.
— Вы нажали наудачу? — спросил Макаров.
В темноте послышался легкий смешок.
— Если б я жала на удачу…
С опозданием засветилась тусклая лампочка на потолке. Кабинка еле двигалась. Фанни в упор смотрела на Макарова.
— У вас светло-голубые глаза, — сказала она.
— Ну и что?
— У большинства маньяков-убийц такие глаза.
— Лично я никого не убивал, — с искусственной веселостью ответил Макаров. — Честное слово.
Фанни не приняла его тона.
— У каждого есть свой скелет в стенном шкафу, — произнесла она и, помедлив, добавила: — Или убитая девочка в подвале.
Сердце Макарова бешено заколотилось. Лифт замер.
Они приехали.
VI
Фанни вкатила в комнату портативный бар. Затем, ненадолго исчезнув в кухне, принесла оттуда две большие тарелки с жареным мясом.
— Ешьте руками, — сказала она, ставя тарелки на низенький столик.
— Руками? — переспросил Макаров. — У вас нет вилок?
— Есть. Но меня возбуждает вид мужчины, который хватает мясо руками.
Она включила музыку.
— Это блюз? — спросила Фанни.
— Не знаю, — ответил Макаров.
— Это блюз, — повторила Фанни уже с утвердительной интонацией.
— Вполне возможно. — Макаров опрокинул в себя стопку. Виски обожгло горло.
— А вы знаете, что такое блюз?
Макарова уже начинало нервировать повторение одного и того же слова. Он опрокинул в себя еще стопку.
— Не знаю.
— Блюз — это когда хорошему человеку плохо.
«Слова, слова… — подумал Макаров, закрывая глаза. — Как я устал от слов…» Фанни продолжала что-то говорить, но теперь Макаров воспринимал не значение ее фраз, а как бы их внешний вид. Они виделись ему в форме пауков, стоящих враскоряку на кривых мохнатых лапках.
Макаров открыл глаза. Пауки исчезли. Напротив него сидела Фанни.
— Мне кажется, — сказала она, — что хорошую книгу может написать только хороший человек.
Макаров поправил:
— Хорошие книги пишут не хорошие люди, а хорошие писатели.
Пронзительно зазвонил телефон. Одновременно с этим на улице раздался злобный лай собак.
Макаров сделал движение снять трубку.
— Не надо! — поспешно воскликнула Фанни. — Не снимайте.
Телефон звонил долго-долго. Макаров нервно барабанил пальцами по столу. Фанни заразила его своим беспокойством.
Наконец, после томительной паузы, Фанни тихо произнесла:
— Я не хочу причинять никому зла. — И, немного помолчав, добавила: — Впрочем, делать добро мне тоже не хочется.
— Чего же вы хотите? — Макаров сунул кончик сигареты в пламя зажигалки.
— Мои желания просты, — ответила Фанни. — Я хочу, чтобы зимой шел снег, а не дождь.
— И все?
— И все.
— Представляю, как вам грустно. Ведь этой зимой — сплошные дожди.
Фанни передернула плечами.
— Да нет. Мне очень даже весело. Особенно если учесть, что дог, которого я пристрелила, был вовсе не дог.
— А кто? — спросил Макаров.
— Кто… — с горькой усмешкой повторила Фанни.
VII
Макаров вдруг словно бы в прострацию впал. С ним такое частенько случалось. Возьмет ни с того ни с сего — и унесется в бескрайний Космос. А тело оставит. Вот и сейчас — взял и унесся. Огляделся. А Земли-то нет! Нет Земли!..
