— Дон Роке, здравствуйте! Вы помните меня? — спросил один из заключенных, вплотную подойдя к Лопесу.
— Вы Гарсия — хозяин лавочки, что у самой шахты рудника.
— Был хозяином, вы хотите сказать, дон Роке. Однажды, черт меня попутал, я взял да и потребовал у алькальда заплатить мне за продукты. Тот обругал меня последними словами. Я ответил. Алькальд упрятал меня сюда, как говорится, «за оскорбление власти». Я откупился и меня выпустили. Но в лавку стал присылать своих слуг не только алькальд, но и судья. Я долго терпел, а когда отказался отпустить товар, снова очутился здесь. Теперь вижу: мне надо идти с вами.
— Вот сейчас я узнал тебя, сеньор дон Роке. Когда продавал тебе ослов, не догадался, кто ты. — Из темной камеры показался дядя Хосе. — Кто-то донес, что видел моих ослов у конторы. Меня избили, деньги, что ты мне дал, отобрали, а хефе политико сказал, что я твой сообщник, и обещал со мной разделаться.
— А где он сейчас, этот Эпифанио Ломели?
— В погоне за вами, — ответил кто-то из присутствующих, а дядя Хосе продолжал:
— Я достаточно пожил на этом свете, чтобы оставаться купцом. Дай и мне винтовку, сеньор Роке, и возьми меня с собой.
Оружие, отобранное у жандармов, быстро раздали тем, кто пожелал присоединиться к отряду Лопеса, и тогда тот сказал:
— Поскольку Ломели в селении нет, пойдемте к судье…
Страж правосудия отдыхал после обеда, но когда слуга сообщил ему, что пришли какие-то незнакомые люди, не замедлил выйти в тенистый дворик, со всех сторон закрытый тенью пальм и бананов.
Увидев Лопеса перед собой, судейский чиновник на миг потерял дар речи.
— К твоим услугам, Карлос. Вот мы и вновь свиделись. Только теперь наши роли поменялись. Ты знал, что я был невиновен, и все-таки упрятал меня в тюрьму. Я знаю не хуже тебя, в чем ты виновен, однако, в отличие от тебя, буду справедливым. Обвинителями станут они. — И Роке широким жестом показал на жителей Гуадалупе, толпившихся у дома. — Сейчас пойдем к алькальду, и не вздумай только «шутить», если не желаешь сразу отправиться к предкам. — Лопес положил руки на револьверы, висевшие у него на поясе.
В доме председателя местного муниципалитета личный охранник алькальда при виде вооруженного Лопеса выхватил из кобуры револьвер. Но Хуан Пуэбло находился рядом. Брошенный им нож на мгновение опередил выстрел. Алькальда и охранника связали. Личный сейф председателя муниципалитета был открыт с его собственного согласия, и из сейфа извлекли все документы и наличные деньги.
— Парра, Барболин и дядя Хосе, разыщите администратора рудника и приведите его в муниципалитет. Там у нас с алькальдом и судьей состоится небольшой разговор, — приказал Лопес, и все направились на центральную площадь.
В присутствии служащих муниципалитета, под одобрительные крики собравшихся жителей, Роке Лопес объявил, что за все совершенные ими должностные преступления алькальд и судья селения Гуадалупе-де-лос-Рейес отстраняются от занимаемых должностей, навечно изгоняются из селения, а все ими награбленное возвращается прежним владельцам.
Алькальд, дрожа как осиновый лист, сам написал прошение о своей отставке и передал ключи с печатью тому, кто по положению должен был в подобном случае до предстоящих выборов занять его пост. Новый мэр принес присягу быть честным, строго соблюдать существующие законы и немедленно выплатить жалованье всем муниципальным служащим. Роке Лопес знал, что чиновникам, жандармам, учителям, сторожам, мусорщикам и всем другим, кто служил в муниципалитете, бывший алькальд задерживал выплату зарплаты по нескольку месяцев, получая в банке с этих денег проценты.
Жандармы пожелали получить свои деньги немедленно.
— Сколько времени вам не выплачивали жалованья? — спросил Лопес одного из них.
Ответил сержант. Он вытянулся в струнку и взял под козырек.
— Мои капитан, рядовые не получали ни сентаво пять, я — три месяца У нас доволен только один лейтенант.
— А на что вы жили?
Сержант опустил глаза.
— Капитан, у нас у всех семьи, дети… Есть-то надо…
— Обирали кого могли?
Сержант утвердительно кивнул.
В это время в зал муниципалитета ввели администратора рудника.
— Вот, Роке, смотри, что мы нашли у него дома. — Парра положил на стол увесистый мешок, из которого посыпались на стол золотые монеты, драгоценные украшения, изделия из серебра, два револьвера, купчие, нотариальные бумаги, долговые расписки.
— Мигель Гутьеррес, вы так же, как алькальд и судья, за притеснения рабочих лишаетесь всего награбленного имущества и завтра же на рассвете навсегда покинете Гуадалупе. Назовите писцам имена бывших владельцев земель и домов, незаконно ставших вашей собственностью.
— Повесить его, скорпиона! Он всю кровь из нас выпил!.. Повесить!.. — раздалось сразу несколько голосов.
— Нет, мучачос, мы не станем убийцами. Мы по-справедливому будем защищать ваши интересы.
— Сеньор дон Роке, а вы забыли про хефе политико. У него в доме еще больше, чем у Гутьерреса, — подсказал дядя Хосе.
— Не называй меня так, дядя Хосе. Я не сеньор. Я всем вам товарищ и друг. А что касается хефе политико, то пусть знает, что очередь дойдет и до него. Сейчас дома у него одни женщины и дети. Мы не станем их обижать. Подождем, когда возвратится сам дон Эпифанио. А сейчас идемте в лавку рудника.
Это предложение вызвало всеобщее ликование.
В лавке, в которой администрация рудника вынуждала более чем пятьсот рабочих покупать второсортные продукты и предметы первой необходимости, Роке Лопес потребовал долговые книги и попросил Барболина организовать бесплатную раздачу присутствующим всего имевшегося в лавке товара.
Кто-то из рабочих потянулся за бутылками с текилей[15].
— Нет, нет, мучачос, — сказал Лопес, — берите все, хозяева рудника достаточно нажились на вас, — все, кроме вина. Вино, как продажные власти и алчные хозяева, — ваш злейший враг. Вино — в огонь. Там сгорят и эти долговые книги.
Тут же был разведен костер. В него полетели раскупоренные бутылки. Спирт запылал ярким синим огнем. Пока в лавке продолжалась бесплатная раздача продуктов и товаров, Роке Лопес вместе с Хуаном Пуэблой вошел в местную школу, находившуюся в неказистом глиняном домике.
Директор школы встретил Лопеса с распростертыми объятиями:
— Я знал, мой мальчик, что ты не забудешь старого Бонилью!.. Но что ты задумал? У меня не укладывается это в голове…
— Мой учитель, а я — то был уверен, что как раз вы скорее, чем другие, правильно меня поймете. Нет у меня иного пути! Вы любите простой народ, я это знаю. Вы сами научили меня уважать достоинство и права других. Я хорошо помню, как вы страдали оттого, что Мигель Гутьеррес не разрешал вам заниматься просвещением рудокопов. А нашему народу прежде всего нужны знания. Дон Анхель, я скоро снова к вам зайду. Мы еще с вами поговорим. А это, — и Роке высыпал на стол две пригоршни золотых монет, — устройте детям хороший праздник.
