– При всем уважении к покойному мистеру Моргану, – тяжело сказал Берг, – я всегда был противником открытых границ.
– Почему?
– Ваш батюшка был спортсменом. – Он выплюнул это слово, словно гнилое мясо. – Когда мои львы, узнав его, привыкали держаться по эту сторону границы, он приводил пару ослов и привязывал их на своей стороне. Искушал львов.
Дэвид открыл рот, собираясь возразить, и медленно закрыл. Его лицо под шрамами вспыхнуло от стыда. Берг говорил правду: он помнил ослов и мягкие, влажные львиные шкуры, расстеленные для просушки возле дома.
– Он никогда не браконьерствовал, – защищал Дэвид отца. – У него была лицензия владельца, и все львы были застрелены на его территории.
– Да, он не браконьерствовал, – признал Берг. – Для этого он был слишком умен. Знал, что я нацеплю ему на хвост такую ракету, что он окажется первым человеком на луне.
– Вот почему вы поставили изгородь.
– Нет.
– Но тогда почему?
– Потому что четырнадцать лет хозяин Джабулани отсутствовал и ему было плевать, что тут творится. Старый Сэм, – указал он на егеря в грузовике, – делал, что мог, но это поместье превратилось в рай для браконьеров. Ваши хваленые пастбища и вода притягивали мою дичь из парка, и ее убивал любой спортсмен, у которого зачесался палец на курке. Когда Сэм попытался что-то сделать, его сильно избили, а когда он и после этого не угомонился, кто-то поджег его хижину. Двое его детей сгорели...
Дэвид почувствовал, как все в нем дрожит при мысли о пламени, пожирающем плоть.
– Я не знал, – произнес он, чувствуя неловкость.
– Да, вы были слишком увлечены деланием денег, или какое там у вас еще занятие. – Берг рассердился. – Тогда Сэм пришел ко мне, и я взял его на работу. И поставил изгородь.
– В Джабулани ничего не осталось, несколько куду да пара дукеров – вся остальная дичь ушла.
– Вы правы. Им понадобилось немного времени, чтобы всех перебить.
– Я хочу вернуть животных.
– Зачем? – фыркнул Берг. – Чтобы стать спортсменом, как ваш батюшка? Чтобы привозить на уик-энд приятелей из Йобурга и бить моих львов? – Берг взглянул на Дебру, и его красное лицо мгновенно побагровело пуще прежнего. – Простите, миссис Морган, сорвалось.
– Все в порядке, мистер Берг. По-моему, вы выразились очень красочно.
– Благодарю вас, мэм. – И он сердито повернулся к Дэвиду. – Частное сафари Моргана – это вам нужно?
– Я не позволю сделать ни одного выстрела в Джабулани, – сказал Дэвид.
– Конечно – только для пропитания. Обычная история. Для пропитания – и битва при Ватерлоо начнется заново.
– Нет, – ответил Дэвид. – Для пропитания – тоже нет.
– Будете покупать мясо? – недоверчиво спросил Берг.
– Послушайте, мистер Берг. Если вы снесете изгородь, я провозглашу Джабулани частным природным заповедником.
Берг собирался что-то сказать, но заявление Дэвида лишило его дара речи, и он замер с открытым ртом. Потом он медленно закрыл его.
– Вы понимаете, что это значит? – вымолвил он наконец. – Вы полностью перейдете под нашу юрисдикцию. Мы свяжем вас договором и другими документами. Никакой лицензии владельца, никакой стрельбы по львам, даже если они – на вашем скотном дворе.
– Да, знаю. Я изучал этот закон. Но есть кое-что еще. Я обнесу остальные три стороны Джабулани изгородью и буду содержать достаточный, с вашей точки зрения, штат егерей – все за мой счет.
Конрад Берг задумчиво приподнял шляпу и почесал редкие волосы на затылке.
– Парень, ну что я могу на это ответить? – Он заулыбался, впервые за все время встречи. – Похоже, вы настроены серьезно.
– Мы с женой собираемся находиться здесь постоянно. И не хотим жить в пустыне.
– Ja, – кивнул Берг, вполне понимая, что должен чувствовать в таком случае мужчина. Сильное отвращение, которое он испытал вначале при виде этого уродливого лица, быстро рассеивалось.
– Я думаю, прежде всего мы должны позаботиться о ваших браконьерах. Поймаем парочку, пусть будет наука всем прочим, – продолжал Дэвид.
Широкое лицо Берга расплылось в счастливой улыбке.
– Я думаю, мне начинает нравиться ваше соседство. – Он снова просунул руку через изгородь. Давид сморщился, когда его ладонь исчезла в огромной ладони Берга.
– Приедете к нам сегодня на обед? Вместе с супругой? – с облегчением спросила Дебра.
– С величайшим удовольствием, мэм.
– Я припас бутылочку виски, – произнес Дэвид.
– Вы очень добры, – серьезно сказал Берг, – но мы с миссус пьем только английский джин "Олд бак", разбавленный водой.
– Это мы устроим, – так же серьезно заверил его Дэвид.
* * *
Джейн Берг оказалась хрупкой женщиной, ровесницей мужа. У нее было сухое лицо, морщинистое и загорелое. Волосы выгорели на солнце и поседели, и, как заметила Дебра, на всем свете Берг, вероятно, побаивался только ее.
– Вот что я скажу, Конни. – Этого было достаточно, чтобы прервать поток красноречия могучего мужа; стоило ей только взглянуть на свой пустой стакан, и супруг со слоновьей торопливостью бросался его наполнять. Конраду с большим трудом удавалось заканчивать свои истории, потому что Джейн все время вторила ему, а он терпеливо ждал, пока она закончит.
Дебра тщательно продумала главное блюдо, чтобы никого не оскорбить. Она взяла из морозильника бифштексы. Конрад с нескрываемым удовольствием съел четыре, хотя отказался от вина, предложенного Дэвидом:
– Это яд. Сгубил моего дядю, – и сохранил верность джину "Олд бак" даже за десертом.
Потом они сидели у огромного очага, в котором пылали целые стволы, и Конрад – с помощью Джейн – объяснял, какие проблемы ждут Дэвида в Джабулани.
– Иногда черные приходят с племенных территорий на севере...
– Или из-за реки, – добавила Джейн.
– Или из-за реки, но не это главная беда. Они обычно ограничиваются силками и много не убивают...
– Но страшно смотреть, как мучаются бедные животные. Они несколько дней проводят в ловушке, и проволока разрезает им тело до кости, – вмешалась Джейн.
– Я уже сказал, как только у нас появится несколько егерей, это немедленно прекратится. Истинный ущерб наносят белые браконьеры с их современными ружьями и охотничьими лампами...
– Лампами-убийцами, – поправила Джейн.
– Лампами-убийцами. Они за пару сезонов прикончили всю дичь у вас в Джабулани.
– Откуда они? – спросил Дэвид, чувствуя, как его охватывает гнев, тот самый гнев пастуха-защитника, что он испытывал в небе Израиля.
