— Да, — подтвердил Макаров, — похоже, девчонка блефует. А врач описал преступника?
— В общих чертах: высокий, длинноногий, одет во все черное, лет на вид двадцать. На цвет глаз не обратил внимания, лицо описывает как узкое. И еще он, да и соседи подтверждают, что по двору преступник бежал невероятно быстро, как спортсмен на соревновании, со скоростью мотоцикла. При этом как будто лязганье какое-то слышалось. А вот девчонка чего-то не договаривает. Мне показалось, она с преступником знакома. Или, может, видела его где-то раньше. Мне так кажется. Потому что она, якобы от страха, ничего не видела: ни как он был одет, какого роста и вообще никаких особых примет. Заметила только, как шарики мелькали у него в руках, и все.
— Зацепки есть?
— Немного. Вся надежда на соседей.
— Ну, работайте, Надежда Ивановна, работайте.
Когда она ушла, Макаров почесал затылок, подошел к сейфу, открыл, вынул оттуда початую бутылку коньяка и налил в стакан на четверть. Выпил и закурил. Зазвонил телефон.
— Привет, Юра — сказал в трубку Игорь Андреевич. — Через полчаса? Да, буду у себя, подъезжай.
Звонил младший Павлодаев, с которым у Макарова давно сложились дружеские отношения. Он оказывал ему некоторые услуги. Ох, не безвозмездно! Майор вздохнул и покачал головой. Вот ведь проклятая работа! Сплошной соблазн. Хотя, если посмотреть с другой стороны, то почему бы и нет? Он скачивал Юре нужную ему информацию, и от этого никто не подвергался никакой опасности. Хотя, конечно, если вдуматься, это не совсем так. Ну вот, к примеру, Юрин брат покупает кирпич по низкой цене у господина Н.Н. А почему? Потому что сын господина Н.Н. находится под следствием по обвинению в хранении и сбыте наркотиков. И в его, майора, власти, это дело закрыть за недостатком состава преступления. Правда, сын господина Н.Н. наверняка возьмется за старое, и от его уголовно-наказуемых действий могут пострадать невинные люди. Вот такая тут складывается сложная причинно-следственная связь. А дальше выстраивается обычная цепочка пострадавших: конкурирующая фирма, которая не имеет возможности покупать стройматериалы по низким ценам, покупатели квартир, переплачивающие за свое жилье, наркоманы и их жертвы и т. д.
Майор вздохнул и стал просматривать бумаги. Когда пришел Юра, он изучал заявление потерпевшей от изнасилования и показания ее соседей. Юра устало сел на стул, протер глаза и покачал головой. Было видно, что у него неприятности.
— Ну, и видок у тебя, — сказал Игорь Андреевич, — стряслось что?
— Стряслось. Потрясение, можно сказать, всей жизни.
— Ну, рассказывай.
— Машка, понимаешь, уверяет, что ее изнасиловали. Но мне думается, врет. Вот я и пришел к тебе выяснить. Тогда на место, так сказать преступления, приезжал какой-то рыжий. Не к тебе это дело попало?
— Может, и ко мне. Дел-то, видишь, — он махнул рукой на груду папок на столе. Как фамилия невесты-то, пострадавшей?
— Переделкина.
— Хорошая фамилия. Подходящая к ситуации. И вот надо же, какое совпадение! Как раз то самое дело и изучаю. Прямо телепатия.
— Ну и что, эксперт подтвердил факт насилия?
— Очень убедительно. Твоя Переделкина вчера вечером оказалась еще на одном месте преступления. И что удивительно — в обществе эксперта-гинеколога.
И Макаров рассказал историю несостоявшегося ограбления в парадной дома на Каменноостровском проспекте.
Жених Маши слушал, раскрыв рот. И если он до прихода сюда, хоть и с трудом, верил Маше, то теперь картина прояснилась. Макаров посмотрел на погрустневшего приятеля и улыбнулся:
— Не переживай. До свадьбы заживет.
— Ты что издеваешься? Какая теперь свадьба?
— Это я иносказательно, не обижайся.
Юрий Павлодаев имел к майору Макарову еще одно дело, связанное с бизнесом брата, но теперь ему было не до того. Он вышел из кабинета и поехал домой, чувствуя боль в сердце и жгучую обиду.
Тем временем Надежда Ивановна подъехала к дому на Каменноостровском, чтобы допросить жильцов. Утро уже давно вступило в свои права. Небесный свод был чист, и яркое солнце несло благостное тепло. Прекрасное утро! Со вздохом вошла Надежда Ивановна в темную парадную дома и стала звонить в квартиру на первом этаже. Никто не открыл. Позвонила в следующую. Вышла молодая женщина с ребенком на руках и пригласила войти. В квартире пахло стиральным порошком, и из открытой ванны слышался шум воды.
— Стираете? Я вас надолго не задержу. Только несколько вопросов.
— Да ничего я не видела. Слышала только, как эта сумасшедшая девушка визжала. Ну и вышла посмотреть на площадку. А там уж народу много было.
— Так вы преступника-то видели?
— Да. Из окна, когда он по двору бежал. Очень быстро, просто как будто на мотоцикле ехал.
— Дался вам всем этот мотоцикл.
— Да я серьезно, — настаивала молодая женщина, — никогда такого не видела.
Когда следователь опросила еще троих соседей, ей стало ясно, что никто толком преступника не видел, и никаких особых примет, кроме того, что был высокого роста и передвигался с большой скоростью, замечено не было. Сопоставляя уже известные ей похожие преступления, она приходила к выводу, что этот молодой бегун был, вероятно, спортсменом. Скорее всего, студентом института физкультуры, коль скоро он промышляет мелким уличным разбоем. И она решила туда наведаться.
В отделе кадров ей показали личные дела перспективных легкоатлетов, и она обратила внимание на широкоскулое волевое лицо одного из студентов. С этой маленькой фотографии, вклеенной в уголок картонной карточки, на нее смотрел юноша с обиженным выражением лица и упорным насмешливо-нагловатым взглядом; маленький скошенный лоб, темные густые волосы не скрывали больших, как у Чебурашки, торчащих в разные стороны ушей. Надежда Ивановна заинтересовалась этим молодым человеком по двум причинам. Во-первых, он подходил под категорию «преступные типы», описанные Ломброзо, а во-вторых, он ей просто понравился. Она прочла, что это Древяскин Михаил Дмитриевич, двадцать лет, уроженец Одессы. Затем навела справки в ректорате, и узнала, что Древяскину прочат чемпионские успехи уже в ближайшем будущем, он один из самых способных студентов, и если бы больше тренировался, достиг бы замечательных результатов. Надежда Ивановна попросила вызвать его для беседы, но это оказалось невозможным, — студента на занятиях не было.
Наташу разбудил дверной звонок. Она всегда вставал поздно, и очень не любила, когда ее будили. Мужа она, как другие жены, на работу никогда не провожала и завтраки ему не готовила. Максим сам стряпал себе яичницу или что еще, пил кофе и на цыпочках удалялся, стараясь закрывать дверной замок как можно тише. Иногда с утра пораньше наведывался к секретарше Светлане, которая ублажала его также и овсянкой.
