— Можешь стоять? Конечно, можешь. Пара царапин, пустяк, ты в норме. Давай поднимайся, я отвезу тебя на пустошь.
Пустошь была последним местом, куда я хотел бы попасть. Но Моган, видя мой внезапный испуг, снова засмеялся:
— Я отвезу тебя домой, в Галилею.
Он обеими руками подсадил меня на лошадь, и я уже с безопасной высоты посмотрел на Калеба и на Обрубка, человеческую кляксу рядом с ним. С хитрым видом Обрубок поднес к губам перстень отца.
Моган вставил ногу в стремя. Калеб, стоя за его спиной, поднял нож и медленно направил на меня. Подержав его так, он медленно прикоснулся лезвием к своему горлу. Этот жест был достаточно красноречивым, и ветер, шевелящий одежду бандита, как будто его подтверждал. И я ясно услышал непроизнесенные им слова:
— Я с тобой еще разделаюсь.
Мы вышли к воде и поднялись к деревне. Лошадь резвилась, как жеребенок, хотя груз несла преизрядный. Саймон Моган был настолько толст, что мне пришлось во всю ширь раскинуть руки, чтобы ухватиться за него. Шляпы на его голове не было, а волосы серебрились, как туман.
Он спросил, как меня зовут, откуда я. Когда я ответил, он усмехнулся:
— Ты не похож на лондонца. Ты не такой уж бледный, да и не хилый.
Мы говорили о городе, минуя запутанные улицы деревеньки. С булыжной мостовой переходили в грязь, шли вдоль извилистого проулка, через ворота и по проходу, где колени чуть не задевали стены. Мы поднимались, и поле остроконечных крыш оставалось внизу.
— Бывал я в Лондоне, — рассказывал Саймон Моган. Он повернул ко мне голову, и я увидел его профиль. — Здесь мне больше нравится. Есть где разогнаться верхом.
Деревня казалась покинутой. Ни одна труба не дымила. Дорога повернула и полезла вверх еще круче. На верху холма стояла церковь, которую я видел снизу,— громадное серое здание с контрфорсами (Контрфорс — вертикальная выступающая часть стены. Здесь и далее прим. ред.) у стен и высокой трехъярусной колокольней. Из арочных окон с витражами в свинцовых переплетах на меня смотрели лики святых со сложенными руками и нимбами вокруг голов.
Мы миновали ограду небольшого кладбища с неровными рядами надгробий. Тут я заметил движение: из боковой двери вышел человек. Он был в черном с головы до пят, вокруг шеи — стоячий воротничок. Голова маленькая и белая, как голый череп. Улыбаясь, он остановился в лучах солнца и напялил черную шляпу с гигантскими круглыми полями.
— Это пастор (Пастор — протестантский священник), — сказал Моган.— Вышел на свою регулярную прогулку по кладбищу. — Он придержал лошадь и приосанился в седле.— Добрый день, пастор Твид.
Пастор приветственно поднял руку и двинулся — так грациозно, как будто был дамой, — между надгробий к стене кладбища. Он остановился напротив нас и положил руки на каменную ограду.
— Это тот самый мальчик, о котором я слышал? — спросил он.
— Тот самый, — ответил Моган. — Я возьму его в Галилею.
Пастор кивнул. Он скользнул по мне взглядом и снова повернулся к Могану:
— Следите за ним, Саймон. Это большая удача, что вы нашли его раньше, чем другие.
— Другие его тоже нашли. Страттон уже держал нож у его горла.
— Да что вы! — охнул пастор Твид. Он смотрел на меня, хотя глаз, скрытых громадными полями шляпы, было почти не видно.
Моган повернулся в седле.
— Страттон — зачинщик,— сказал он мне. — Он связывает остальных, как обруч держит клепки в бочке. Без него они распадутся.
Лицо пастора Твида было добрым, но тени делали его суровым и мрачным. Он облокотился на ограду.
— А когда распадутся клепки, то что окажется в бочке?
Он смотрел на меня, ветер слегка шевелил поля его шляпы. Казалось, в его словах была какая-то двусмысленность, которой я не мог понять.
Он кивнул:
— Скоро увидим. — Потом серьезно обратился к Могану:
— Следите за ним хорошенько, Саймон.
— Конечно. — Он тронул поводья, и лошадь ступила вбок и вперед. Пастор смотрел нам вслед.
Моган направил лошадь вдоль грязной улочки.
— Мы прогуляемся к морю. Так немного дольше, но тебе понравится.
Легким галопом мы обогнули деревню, пересекли речку по мосту и оказались на пустоши. С моря дул соленый бриз. Мы не приближались к морю настолько, чтобы я вновь увидел Надгробные Камни или обломки «Небесного Острова», но вскоре вышли вплотную к берегу, и дорога запетляла от мыса к мысу. Примерно милю мы проследовали таким образом, оставляя за собой хвост пыли. И у каждого поворота, когда утесы сползали к полоске песка и диким остроконечным скалам, Моган что-нибудь сообщал мне.
— Это Табачная бухта,— сказал он в одном месте. — «Геенна» разбилась здесь в семьдесят девятом, из Индии.
— Мы называем ее Овечьей бухтой, — говорил он в следующий раз. — Три года назад в этом же месяце здесь выкинуло на берег «Норд» с Гебридских островов.
Каждая бухта имела свое название, данное по грузу разбившегося судна. На протяжении мили Моган перечислил шестнадцать крушений.
— Это жуткое побережье. Большинство остерегается появляться здесь ночью.
Наступил вечер. У Сахарной бухты Моган задержался, чтобы напоить лошадь из крошечного ручейка, стекавшего по камням тонкой искрящейся струйкой. Я слез с лошади и набрал воду в ладони.
— Значит, ты моряк? — спросил Моган, наблюдая за мной из седла.
— Не совсем,— ответил я.— Это мое первое плавание.
Он слегка улыбнулся:
— И куда вы ходили?
— Греция, Италия, Испания.
— И все?
Я плеснул воду в лицо и посмотрел на него сквозь радугу капель. Казалось, он сердится, но когда я протер глаза, то увидел, что на его лице улыбка.
— А вот скажи мне, — он уселся в седле поудобнее,— где вы погрузили вино?
— В Испании.
— В каком порту?
— Не знаю.
— То есть как? — Он засмеялся громко и резко, почти сердито. — Как ты можешь не знать порт погрузки?
Но я действительно не знал. Мы пришли туда затемно. Помню, каким тихим, похожим на испуганную птицу был наш бриг. «Погрузка под покровом ночи. Скрытность... как воры». Слова капитана Стаффорда. И именно эта ночь интересовала сейчас Саймона Могана.
Он спешился и сел рядом со мной на край скалы, лицом к морю. Лошадь щипала траву из торчащих тут и там вдоль ручья кочек. Моган зевнул.
— Этот ваш бриг, «Небесный Остров», чей он? Кто его хозяин?
Я задрожал. К чему он клонит? Надо отвечать.
— Это судно моего отца.
— Твоего отца? Ага. — Он придвинулся ближе. — И куда вы направлялись с этими бочками вина?
