Панин не мог освободиться от этой назойливой фразы. Он повторял ее сотни раз. Она мешала думать, планировать, просчитывать варианты. Это была самозащита мозга. Он жил в напряжении больше года. И сейчас — победа!
Первая маленькая победа. Володя Панин действительно думал, что это первая победа. Операцию с Уколовым, умиравшим в лесу, Федор Лобачев провел сам с помощником по кличке «Слесарь».
Владимир Викторович был чистюля. Он не согласился бы на проект с возможным смертоубийством клиента.
Конечно, для Панина это был небольшой успех. Что такое триста тысяч? Ему надо в десять, в двадцать раз больше. И тогда надо будет бежать из этой мерзкой страны, где процветают дураки и дороги в колдобинах. Надо бежать из страны, где не ценят твой ум, талант, где могут уволить на взлете карьеры.
Уже в сорок пять лет Панин был на генеральской должности. Еще полгода, год, и наступила бы принципиально новая ступень в жизни. Но случилось, что Панин поддержал не тех людей. Он не был мастером кабинетных игр. Он поторопился и за это поплатился. Его с треском уволили на почетную пенсию, но без надежд и перспектив.
Уже почти четыре года ничто не могло унять его злости. Злости на тех и на этих, на страну, на ее законы, на ее дома, дороги, погоду. Уже почти четыре года он с женой и соратником Лобачевым пробивались к цели. Они хотели жить в Лондоне. Пусть не очень богато, но богато.
Панин не мог назвать Лобачева другом — у него никогда не было друзей! Это был единомышленник, компаньон, преданный соучастник в большом деле. Преданный потому, что цель у них одна и средства ее достижения общие, а любое предательство никому не выгодно. И никогда не будет выгодно. Сейчас они повязаны крепко.
Идея, как добыть деньги, возникла у всех, можно сказать, троих одновременно. Да и идея-то была проста — это более масштабный вариант «Золотого теленка». Находим десяток Корейко, которых сейчас и искать нечего. Бери телефонные справочники — и вперед. Потом обкладываем миллионеров со всех сторон спецтехникой, покупаем среди их окружения агентов или просто свидетелей.
А у каждого из очень богатых граждан есть своя «мумия в сундуке»…
Это выражение было личной гордостью Панина, его творческой находкой. Он часто употреблял его и говорил, что это вольный перевод английской фразы «скелет в шкафу».
Так вот, эта «мумия», хоть малюсенькая, но непременно есть у каждого. Ну, у семерых из десяти точно есть, к бабке не ходи!
Далее аккуратно формируется досье с записями разговоров, с фотографиями, со свидетельскими показаниями. И все это продается хозяину «мумии». Цена договорная, в зависимости от возможностей жертвы, а также от размеров и количества «забальзамированных тел».
Через месяц родилась фирма «Янус».
Для ее будущих рядовых сотрудников это было «сверхсекретное подразделение службы контрразведки по борьбе с преступлениями в сфере экономики».
Соучредитель фирмы Лобачев за один день достал необходимое оборудование прикрытия: портреты и бюсты «железного Феликса», вымпелы, почетные грамоты ФСБ, папки личных дел, бланки, старые печати.
Затем в районе Чистых прудов был подобран и оформлен дешевый офис с отдельным выходом. Основное достоинство штаб-квартиры «Януса» — близость к десяткам зданий, где расположились конторы новых русских. Завербовали сотрудников телефонной станции. Установили первые жучки. И тогда поиск сундуков с запрятанными в них мумиями начал набирать обороты.
И первый успех сразу перекрыл все затраты. Но это только начало. Еще не вечер!
После часовой пробежки по городу Панин влетел в свой кабинет, напевая «И нет нам покоя, гори, но живи…».
За его столом сидел Лобачев с видом победителя.
— Есть, понимаешь, две новости: отличная и хреновая. С какой, Володя, начинать будем?
— Давай отличную. Со второй, видимо, дольше разбираться.
— Да уж, со второй помучаемся. На тебе отличную новость.
Лобачев театрально развернул лежавший на столе заранее открытый кейс.
— Получите триста тысяч зеленых. Через три банка прошли. Абсолютная гарантия. Две фирмы сгорели для страховки.
Лобачев вдруг запнулся, понимая, что деловой доклад сейчас неуместен. Он мешает Панину ликовать, торжествовать. Мешает восторгаться видом тридцати пачек, в каждой из которых было по сто маленьких зеленоватых листочков бумаги.
— Прекрасно, Федор Дмитриевич! Спасибо тебе, дорогой. В старые времена тебе бы награду надо. Давай я тебя в звании повышу. Или хочешь именные часы?
— Служу России!
— Да! Но не России мы с тобой служим! И не кому-нибудь еще. Мы сами себе служим. Нашим детям и внукам! Оттого и приятно. Ну, а теперь давай плохую новость. Выкладывай.
— Их даже две. Павленко все еще не появился. Видно, классная ему баба попалась. И засечь его мои ребята не успели… Его бы еще на той даче заснять. Но нет ни телефона, ни адреса. Маша какая-то.
— Павленко никуда не убежит, — резко заметил Панин и продолжил, положив руку на кейс с деньгами: — Через три дня его жена прилетает. Завтра он будет в офисе как миленький. Одной Машей меньше, одной больше. Без разницы! Сколько у нас по нему амурных эпизодов? Шесть-семь?
— С фотками — пять. И еще с тремя интимные беседы. Да и по этой Маше запись есть: ты, мол, меня прикрой, а я у Маши на даче буду. И это сойдет до кучи.
— Но есть еще что-то? Что? — сухо произнес Панин, придвигая к себе кейс.
— С Липкиным плохо, Володя.
— Заболел, что ли? — пытаясь изобразить в голосе заинтересованность, произнес Панин и еще на несколько сантиметров машинально придвинул деньги к себе.
— Здоров. Вернее, как обычно, в легком актерском подпитии.
— Деньги ты ему передал? Под расписку?
— Это я все сделал. Но Липкин поплыл. Артист — это непредсказуемая порода. Это сплошная душа, честь и совесть.
— Да ты конкретно перескажи.
— Ну, мало денег, говорит! Десять тысяч баксов ему за один спектакль мало! Если совесть продать, говорит, то за половину всей суммы.
— Половину?! Он что, с дуба рухнул? — взорвался Панин.
— А то, говорит, пойду я к Павленко и повинюсь. Он, мол, меня поил-кормил. Хороший мужик, он простит и еще денег подкинет. Для него ведь эта информация очень важна. Вы ведь его так просто не оставите в покое, сообразительный, гад.
— Стоп, Федор! Где моя Елизавета?
— У себя. Со сводками работает. Там по Айрапетову интересные завязки получаются.
— Зови ее срочно. Потом с Айрапетовым решим! Все потом. Зови Лизу. С артистом надо срочно решать.
— Как?
— Решительно!
После прилета в Москву Савенков работал как заведенный. Он обзванивал своих друзей, объяснял, назначал встречи, убеждал, уговаривал, соблазнял.
