— Это необязательно, доктор.
— Каждый призван выполнять свой долг. Вы в первую очередь.
— К сожалению, вы правы, — вздохнул майор Кедровский. — Но вам не надо протягивать рук. Вы нас ждали?
— Откровенно говоря, ждал… Собственно, выйдя из комнаты Коваля — уже мертвого, — я хотел идти прямо в милицию. И передумал, решил подождать до завтра. Мне захотелось вернуться в свою пустую квартиру — такую же пустую, как отцовский дом в ту страшную ночь, захотелось опуститься в кресло, в котором я сейчас сижу, наедине с собой оценить свой поступок. Поступил ли я правильно, поступил ли я так, как должен был поступить на моем месте другой? Я не был в этом уверен. В глубине души я до сих пор не уверен в этом. Но иначе я поступить не мог. И в эту одинокую, бессонную ночь я стал взвешивать все «за» и «против». «С какой стати, — спрашивал я себя, — мне и моим пациентам страдать за то, что этот преступник убил моего отца, мать и десяток других жертв? С какой стати мне обвинять себя? В чем? В том, что я избавил людей от чудовища?»
— У которого есть дочь, очень любившая его, — прошептал Кедровский.
— Невозможно вечно сочувствовать всем и каждому! Я подумал, что волею судеб привел в исполнение приговор, справедливость которого не подлежит сомнению. Свершилось предначертание судьбы. В чем же мне каяться, чего ради ускорять развязку? Нет! К утру я принял твердое решение: ничего не предпринимать. Не скрываться и не сознаваться. Предоставить исход дела самой судьбе, подвергнуть то, что произошло между мною и этим негодяем, как сказал бы верующий, суду божьему, поручить себя провидению. Если в один прекрасный день вы придете за мной, я протяну руки — надевайте мне наручники! Если же не придете… Что ж, я не стану торопить вас. Не буду возражать, но ни слова не скажу первый…
— Доктор, — тихо прервал Смоленского майор, — мы обязаны найти виновного. Кем бы он ни был и чем бы ни руководствовался.
— Я на вас не в обиде. Вам незачем передо мной оправдываться. Человек обязан выполнять свой долг. Я свой выполнил, хотя, может быть, не так, как следовало, поэтому сохранил уважение к себе. И вы тоже, что бы ни услышали от меня сегодня, в этой комнате, выполняете свой долг. А если кто-нибудь из вас сожалеет о случившемся, то это вполне естественно. Человек — мыслящее существо, ему свойственны сожаления, ему свойственны сомнения. Хорошо, что он умеет их преодолевать…
— Вы своих не преодолели, доктор! Вы взялись сами вершить правосудие, а это никому не дозволено. Вас придется арестовать.
— Для того вы ко мне и пришли.
— И вы готовы?
— Нет, майор, я еще не готов. Я буду готов через несколько часов, утром…
— Вы сами к нам придете.
— Благодарю за доверие, майор…
Утром Левандовский вбежал в кабинет майора.
— Сегодня ночью Смоленский покончил с собой. Порошки и газ. Выломали дверь, но было уже поздно…
Перевел с польского Н. ПЛИСКО
Очень хорошо (польск.).