Иван Коновалов - Сержант и капитан

Никита сел в машину и сказал ехать дальше.

Кромы. До семнадцатого года этот поселок городского типа был городом, по упоминаниям в летописи на год старше, чем Москва. К девятнадцатому году Кромы захирели окончательно, население в нем было меньше пяти тысяч. Никита пытался рассмотреть, проезжая через Кромы, что-нибудь из того, что описывал капитан Корнилов. Ничего с тех пор не осталось. Неуклюжие хрущевские и брежневские двухэтажки заняли круговую оборону. И тем не менее, насколько знал Никита, кое-что осталось. Глава Администрации Кромского района и его помощники сидят в бывшем здании Дворянского собрания города Кромы. А вокруг него — последние оставшиеся в Кромах здания, построенные до семнадцатого года. В одном — поселковый Совет, в другом — военкомат, в третьем — милиция и в четвертом — региональное отделение компартии. Когда-то в России строили на века, для любой власти. И власть до сих пор предпочитает именно эти постройки.

— Тебе, братан, с какой стороны к Закромскому Хутору заехать — с Московской или с прямой? — таксист изо всех сил старался показаться компетентным и срезать чуть больше денег.

Никите денег было не жалко, но он точно знал, с какой стороны ему надо было подъехать. С Московской. Закромский Хутор тянется вдоль Московской трассы. Кладбище с северной стороны. Все это он выучил по карте.

Восемь километров от Кром до Хутора черный контур «шевроле» неотступно держался рамок зеркала заднего вида. Расплачиваясь, Никита примерно на минуту оторвал от него взгляд и затем увидел лишь пустую дорогу.

Он был один посреди трассы, которая хорошо просматривалась и в сторону Москвы, и в сторону Курска. Вряд ли на кладбище его ждет засада — скорее всего, их машина стоит где-нибудь за лесополосой, и они по мобильным телефонам получают инструкции, как действовать дальше. Момент действительно деликатный — если у них есть на руках какие-нибудь приметы, то, безусловно, их набором обладает только старший в этой банде, облеченный доверием главного злодея. Если атаман базируется в Орле, то ему потребуется время. чтобы приехать, а пока… что же они предпримут пока?.. Ответ нашелся быстро — из леска, закрывающего дорогу на Кромы по хорошо протоптанной через поле тропинке к Ху — тору очень быстрым шагом шел человек, явно не местный. Походка была быстрая, деловая, выдававшая жителя большого города. Конечно, это мог быть кто-нибудь из Орла, приехавший к родственникам в деревню, но сегодня лучше не полагаться на совпадения.

Никита сошел с трассы, свернул направо и вошел в деревню. Перед ним лежала центральная улица, и, насколько он знал подобные населенные пункты, она же и единственная.

Вдоль нее тянулись добротные недорогие деревянные дома, свидетельствующие о том, что при советской власти у местного совхоза дела шли совсем не плохо. Зажиточная деревня. Никита повеселила местная однообразная мода — большинство домов выкрашены либо в желтый с добавлением синего, либо в синий с добавлением желтого цвета, а в каждом дворе, почти полностью занятом огородом, на самом видном месте обязательно возвышался вход в погреб, очень похожий на вход в бомбоубежище. Никита намеренно прошел всю деревню с одного конца на другой, чтобы сориентироваться на местности. Кладбище он увидел буквально через двести метров справа от себя, когда шел через деревню. Оно почти примыкало к домам, и подходы к нему просматривались со всех сторон. Вокруг почти не было деревьев. Очень удобная позиция.

Людей было очень мало. Наверное, работают. Две чинные бабушки сидели на грубо сколоченной лавке у забора и скучали. Появление Никиты внесло оживление в их привычный отдых — как только он прошел мимо, они начали бурно обсуждать его, решая, чей он родственник, «то ли внук Акимовны, то ли правнук Петровны». Ничего, бабуси, вы даже не знаете, насколько оживленной станет ваша деревушка в ближайшие несколько часов. Никита почувствовал себя разрушителем миров, предвестником беды и создателем новой действительности. Эти люди живут здесь много лет, и их предки жили здесь много лет, и предки их предков жили здесь много лет, и много лет ничего здесь не происходит, и много лет время течет здесь чуть медленнее, чем положено. За последнее столетие сюда один раз ворвалась гражданская война, и один раз — Великая

Отечественная. Между ними и после них ничего не происходило. И тут появляется он, а за ним появляются его враги, и никто сейчас не знает, чем это закончится.

Другой конец деревни вывел Никиту снова на московскую трассу. Перпендикулярно магистрали шел глубокий овраг. На противоположной стороне оврага так же вдаль уходили домики, но они казались более разбросанными. Там такой четкой прямой улицы не было. Того, что деревня разделена фактически на две части, Никита, конечно же, не мог предположить. Вполне возможно, что и кладбища здесь два. Но это только ему на руку — наседающая на пятки братва еще больше запутается, а у него будет больше времени, чтобы сориентироваться. Никита развернулся и пошел назад. Проходя мимо уже знакомых бабушек, Никита остановился, повернулся к ним и спросил как можно вежливее:

— Простите, что беспокою, у вас здесь одно кладбище?

Только в следующий момент Никита понял, что и у кого он спросил. Усталость последних нескольких дней и восхитительное майское утро сыграли с ним злую шутку. Он на секунду выпустил ситуацию из-под контроля, и, сам того не желая, обидел посторонних почтенных бабушек.

— Да кладбище у нас, сынок, одно. Спокон веку здесь стоит. Ты ж мимо него пройти был должен. Хотя… — бабушка в сиреневом платочке с жалостью посмотрела на Никиту снизу вверх, — у вас там, в городе, все здрением страдают, вот ты и пропустил его. Иди назад куда шел, да повнимательнее по левую руку смотри. Как из деревни выходить будешь, так погост здешний и увидишь.

Никита зря волновался. Его бестактный вопрос не произвел никакого впечатления на старушек. Там, где живешь без всякой суеты, ощущение неизбежной смерти приходит вовремя и без всяких неожиданностей. Человек однажды понимает, что скоро его черед, и потом продолжает просто жить. Его больше не пугает неизвестность.

Бабушка в белом платочке коротко перебила подругу:

— Говорила тебе, нездешний он. А ты — Акимовны внук, Акимовны внук…

— А ты — Петровны правнук, Петровны правнук, — передразнила бабушка в сиреневом платочке.

— Спасибо, — Никита не нашел ничего лучше, как поклониться.

Невозмутимые бабушки внушили ему очень большое уважение.

Через пять минут он уже был на кладбище. У него не было величины и границ — оно было частью деревни. Слева от оврага его прикрывала небольшая цепочка деревьев, впереди и справа — еще несколько деревьев и большое заросшее невысокой, но очень густой травой, поле. В разные стороны от кладбища разбегался по меньшей мере десяток хорошо протоптанных тропинок. Посредине — похожее на взрыв дерево. Ствол его казался пустым, словно когда-то прямо в середину него ударил снаряд и разбросал огромные толстые ветви в стороны. Ствол казался полым и мертвым, а ветви были полны жизни. Они сами были похожи на причудливые изогнутые деревья без корней, скрепленные мертвым, выдолбленным войной стволом. Только оно цепляло глаз. Если это примета, то слишком явная, однако только у явных примет есть преимущество перед временем.