По прошествии нескольких лет под деревом остановилась девушка из владетельного дома, и когда потянулась за тыквой, в руки ей упала голова Хунхуна. Голова сообщила ей, что она понесет и родит близнецов, которые станут великими игроками.
Узнав о ее беременности, Властители Преисподней послали к ней убийцу в образе совы, повелев, в доказательство того, что жертва мертва, принести им ее сердце. Но женщина отговорила сову убивать ее, а вместо сердца дала ей свернутый корень золототысячника.
У дочери правителя родились два сына, Хун-Апу и Шбалан, которые выросли великими игроками. Прослышав об их несравненном искусстве, подземные властители пригласили их в свой мир на состязание.
Близнецы, знавшие, что их отца Хунхуна и дядю Вакуба заманили в преисподнюю, чтобы унизить и замучить, не собирались повторить их судьбу и были готовы противостоять коварству владык преисподней. Через кровавую реку они переправились на спине огромной черепахи, чучело, вместо того чтобы поклоняться ему, опрокинули, а посланного пугать их зверя хитростью усадили на раскаленные камни.
Не сумев одолеть близнецов коварством и обманом, подземные боги были вынуждены встретиться с ними в игре на небесной игровой площадке, причем надзирал за ее ходом сам Ксолотль. Близнецы победили. И были вознаграждены тем, что после смерти их души обратились в солнце и луну.
Дом Скорби… Похоже, именно там-то я сейчас и пребываю в заточении. Я ломал голову над тем, как мне противостоять их жестоким трюкам, когда дверь в комнату отворилась, и внутрь вошел мужчина. Я напрягся: он уже приходил сюда вчера и ткнул меня коротким жезлом, отчего все мое тело пронзило болью. То был подручный Властителей Преисподней, которого послали меня мучить.
Сделав два шага в глубь комнаты, он остановился и улыбнулся.
— Привет, Та-Хин, помнишь меня? Я доктор Циммерман.
Я медленно поднялся с кровати. Все мне было понятно — и приветствие, и мое имя, и его имя, только вот этой улыбкой он меня не обдурил. Он был в белом, как и те демоны, которые тоже улыбались, держа меня в заточении, похищая мою кровь, продырявив мне голову и забивая голову мороком из своего телевизора.
И тут я заметил, что дверь позади него осталась открытой. Айо! Единственным, что преграждало мне путь наружу, прочь из Дома Скорби, было это существо, снова двинувшееся ко мне, вытянув руку с явным намерением меня схватить и держа в другой свой жезл боли.
Я швырнул мяч, угодив ему в нос, и тут же ударил его ногой в колено. Он заорал, сложился пополам, и тогда я, как если бы бил по мячу-черепу, врезал ему коленом в лицо. Голова его откинулась, он повалился назад, а я, прежде чем его тело коснулось пола, выскочил за дверь.
В коридоре находились и другие существа в белом. Я помчался по коридору под крики шарахавшихся с дороги демонов, хотя двое из них, выше ростом, крепче и не в белом, а в синем, не испугались и закричали, чтобы я остановился. Я сразу понял, что это воины Властителей Преисподней, и бросился на них, нанося удары ступнями, коленями, локтями и кулаками. Очень скоро оба противника валялись на полу, истекая кровью, а я мчался дальше, стремясь вырваться на волю.
Из дверного проема выступил человек с металлической трубой. По тому, как он, остановившись, направил ее на меня, я понял, что это оружие, хотя вещь не походила ни на одно оружие, виденное мною ранее. Трубка из черного металла, с рукояткой. В этом мужчине я сразу узнал предводителя демонов, не раз смотревшего на меня сквозь прозрачную стену. Из того, как держались по отношению к нему остальные, было понятно, что он не кто иной, как один из Властителей Преисподней.
Я бросился на него. Предмет в его руке издал громкий звук, что-то ударило меня в грудь, и меня всего — и разум, и тело — пронзило невероятной болью. Не в силах шевельнуть ни рукой ни ногой, я рухнул на пол. Кожа горела, муки были невыносимы. Казалось, будто меня одновременно укусили тысячи пчел. Конечности мои дергались, тело билось в конвульсиях.
Побег не удался. Меня снова связали по рукам и ногам и отправили обратно в темницу.
Когда меня вносили в мою комнату, оттуда на странной кровати на колесах вывозили тело поверженного мною демона, и я подумал: дадут ли мне как победителю съесть его сердце?
Один из демонов в белом ткнул меня острой иглой, какие они использовали, чтобы брать мою кровь или вливать жидкости в мое тело. Мои глаза закрылись, и я провалился во тьму.
Ален Хольт стоял в коридоре, когда из комнаты на каталке провезли тело Циммермана.
— Он мертв, — сказал Френкель. Психиатр был близок к истерике. — Он всего-то и хотел, что пожать ему руку, а этот дикарь его убил. Сломал ему шею.
Хольт кивнул и попытался, перезаряжая парализующий пистолет, изобразить сочувствие.
— Да, это настоящая трагедия.
— Господи, как хорошо, что у вас оказался этот пистолет. Двое охранников, которые пытались остановить его, страшно покалечены.
Не то чтобы смерть Циммермана оставила Хольта совсем уж равнодушным, но оплакивать эту потерю он явно не собирался. Психиатр был человеком директора Управления, пытавшегося перехватить контроль сначала над проектом, а там и над страной.
К тому времени, когда Хольт занялся вопросами политики и национальной безопасности, в нем уже выработался здоровый прагматизм. Сумей Циммерман установить контакт с Та-Хином, Хольту тоже пришлось бы войти в комнату к пленнику. Но в отличие от профессора, он учился общению с людьми не в аудиториях и лабораториях, а в таких местах, как Бейрут или Багдад. Парализующий пистолет был его страховкой на случай нападения пленника.
— Что нам делать? — ломал руки Френкель. — Циммерман был одним из крупнейших специалистов в своей области. И вот он мертв. Убит!
— Это был несчастный случай. И потом, Циммермана можно заменить. А Та-Хина — нельзя. Найдите для проекта нового психиатра, пока директор Зонального управления безопасности не назначил своего. На сей раз мне нужен тюремный психиатр, с опытом работы в тюрьмах строгого режима.
Хольт двинулся было прочь, но замешкался и снова обернулся к Френкелю.
— Да, и посмотрите, не удастся ли найти еще и дрессировщика.
— Вы шутите?
Хольт поднял брови:
— Спросите Циммермана, считает ли он это шуткой. — Он махнул рукой в направлении комнаты Таха. — А ему дайте мячи.
— Мячи?
— Футбольные, баскетбольные, волейбольные, бейсбольные — любые, какие только раздобудете.
Каден смотрела в иллюминатор заходившего на посадку «ДС-3». В аэропорту Альбукерке царила та военная атмосфера, которая была присуща всем аэродромам Зоны: не столько рейсовых самолетов, сколько танков и бронемашин, не столько аэродромного персонала в спецовках, сколько солдат в мундирах. Лишь одна взлетно-посадочная полоса использовалась по назначению, причем и та была обрамлена обложенными мешками с песком пулеметными гнездами. Вообще-то посадку предполагалось совершить на другой полосе, но там произошла попытка захвата самолета. Он до сих пор там и оставался — точнее, его обугленные обломки. Вместе с человеческими телами.
