Едва я закончила, как вернулся полковник. Он принёс большой деревянный ковш с полусгнившей ручкой, однако достаточно прочный, чтобы вмещать воду. Я жадно напилась, чувствуя в воде привкус старого дерева. Он увидел свёрток из моей рваной одежды и одобрительно кивнул.
– Нужно спрятать это. Не знаю, приведут ли они собак…
Его слова потрясли меня. Нас могут преследовать в этой проклятой пустыне, как животных. Должно быть, он прочитал выражение ужаса на моём лице, потому что улыбнулся и протянул руку.
– На это есть свои хитрости, миледи. Я их хорошо знаю. Пошли!
День стоял в полном разгаре. Но солнца не было видно. Небо покрывали тёмные тучи, облака срывались с гор и тяжело нависали над стенами Валленштейна, которые теперь возвышались над нами. Хижина пряталась у самого основания утёса, на котором построена крепость.
Я увидела её лишь мельком, потому что полковник сразу увёл меня в кусты. Вскоре нам встретилось мёртвое дерево, вверху его обгорелого ствола чернело дупло. Мой спутник подобрал ветку и с её помощью забросил свёрток с тряпками в это отверстие.
– Там есть ручей – сюда, – он вернулся ко мне и снова обнял за плечи, принимая на себя часть моего веса, стараясь облегчить мне ходьбу, хотя я пыталась идти самостоятельно. Мы действительно подошли к ручью, и я вслед за ним побрела вброд по воде, догадавшись, что это должно сбить со следа собак.
Мрачные тучи скоро разразились дождём: мёртвые деревья и молодая поросль по берегам ручья не давали укрытия, так что вода промочила нас не только снизу, но и сверху. Я и в камере чувствовала себя несчастной, но никогда не было так плохо моему телу, как сейчас, когда я скользила по камням на дне ручья и промокший плащ тянул меня в воду. Может, полегчало бы, если пожаловаться вслух, но этого я не собиралась делать, гордость заставляла меня идти молча.
Нам впервые повезло, когда мы наткнулись на останки фермы, хотя огонь и время вдоволь похозяйничали здесь. Но несколько увешанных ягодами кустов избежали общей участи, и я обеими руками принялась набивать рот сладкими терпкими ягодами. Полковник оставил меня сидеть на полуразвалившейся стене, а сам пошёл осматривать почерневшее место, на котором когда-то стоял большой дом.
Он вернулся, торжествующе размахивая рукой над головой, и я увидела, что он где-то нашёл шпагу, потускневшую, с заржавевшей рукоятью. Топор из хижины лесника он повесил на пояс, по сравнению с его нынешней находкой это было не очень подходящее оружие. И мне показалось, что в походке полковника появилась новая уверенность: теперь он был вооружён.
– Судьба нам благоприятствует, – он сделал несколько выпадов своей находкой. – Не понимаю, как она не стала добычей грабителей…
– Итак, у вас есть шпага… – я опасалась, что прорвётся жалость к самой себе, которую я подавляла всё утро. – Но куда мы пойдём дальше… и что можем сделать?
Фенвик сел на камень рядом со мной.
– Я знаю эту местность, – заговорил он медленно, – не очень хорошо, но достаточно, чтобы пройти на север. Здесь у нас два года назад проходили маневры. Впереди дорога, скорее лесная тропа, но идти можно. За ней несколько отдельных ферм. Мы выберемся из района, где правят фон Црейбрюкены, и поэтому сможем обратиться за помощью. В Гессене сейчас неспокойно. Новый курфюрст ещё не вполне овладел властью. И придворные заняты своими интригами, чтобы оказаться поближе к нему. Не думаю, чтобы комендант Валленштейна стал торопиться с докладом о нашем побеге… хотя сам попытается нас отыскать.
– У вас есть друзья, которые могли бы нам помочь? – прямо спросила я.
Он пожал плечами.
– Лучше считать, что мой круг друзей будет сторониться того, с кем благоразумнее не признавать близости… – в его голосе не было горечи, только насмешка. – А теперь нам пора идти.
По крайней мере больше не пришлось идти по ручью. Обмотки у меня на ногах промокли, скоро дождь насквозь промочил и всё остальное. Я сомневалась в том, что он попытается облегчить мне дорогу. Но за развалинами фермы действительно оказалась тропа, и мы пошли по ней. Обе её стороны заросли густыми кустами, а между рытвин топорщилась трава.
Я не позволяла себе отставать, хотя ноги у меня болели, а потом и вообще словно онемели. Раз или два я споткнулась, и полковник твёрдой рукой поддержал меня. Я не могла бы сказать, далеко ли мы ушли от Валленштейна и в каком направлении сейчас идём.
Неожиданно мой спутник заставил меня остановиться. Я пошатнулась и откровенно повисла на нём, не доверяя своему чувству равновесия. Осмотрелась, но ничего тревожного не заметила. Полковник высоко поднял голову, и я увидела, как раздуваются его ноздри. Заговорил же он еле слышным шёпотом:
– Чувствуете запах?
Запах? Мне казалось, что чувства мои так притупились, что я почти ничего не вижу и не слышу. Какой запах? Дождя? Тяжёлый запах разрытой земли? Какой-то древней нечисти? Я ждала только злого от этой покинутой людьми местности.
– Древесный дым, – объяснил он. – Пошли… – его сила поддерживала меня. Мы свернули со старой дороги в кусты, где с листьев водопадами срывались капли и ещё больше промочили свою одежду. – Оставайтесь здесь!
Ничего больше не сказав, он втолкнул меня в густую листву и легко ускользнул с повадками скорее лесника, чем придворного офицера. И я оставалась на месте, подняв голову, принюхиваясь, пока тоже не уловила запах, настороживший его.
Но кто станет разводить костёр в этом дождливом лесу? Может, мы набрели на другую хижину лесника, только обитаемую? Я вздохнула и принялась растирать грязными руками ноги, стараясь избавиться от онемения. Конечно, сейчас лето, но сегодня день скорее походил на начало осени. Мне хотелось выпить чего-нибудь горячего, даже тёплого шоколада, который казался мне таким невкусным в Аксельбурге, хотелось лечь в постель, вытянуться и больше не шевелиться.
Я глубже забилась в мокрые кусты и поискала оружие, любое оружие… Недалеко от меня из земли торчал поросший мхом камень. Я вырвала его из дёрна и сжала, прислушиваясь к шороху ветвей, явно вызванному не ветром.
Фигура, которая урывками мелькала среди кустов, придвинулась ко мне; на ней был такой же, как у меня, плащ, но с капюшоном, закрывающим голову. Эта голова всё время опускалась и поднималась, и я догадалась, что человек собирает хворост, ветви погибших деревьев.
И тут я уловила голос, негромкий и низкий… поющий?.. Женское пение! Нормальная жизнь за последние дни стала такой далёкой от меня, что я вздрогнула, как будто услышала воинственный клич индейцев с моей родины, когда они нападают на посёлок. Это жена фермера… или дочь? Неужели кто-то решился вернуться, восстановить дом в этой пустыне?
