4
В город Пальминекен, где стояли гвардейские катера, Шубин вернулся к вечеру.
Все заметили, что он не то чтобы невеселый — командиру перед боем нельзя быть веселым, — а какой-то вроде бы задумчивый.
Он присел на бухту троса, закурил, загляделся на светлое, почти белое море, приплескивавшее у его ног.
Привычные, домашние звуки раздавались за спиной.
Боцман жужжал неподалеку, как хлопотливый шмель: жу-жу-жу, жу-жу-жу! Кого это он жучит там? А, юнгу!
Потом юнга вприпрыжку пробежал мимо, напевая сигнал, который исполняют на горне перед ужином:
Бери ложку, бери бак
И беги на полубак!
Значит, команда садится ужинать.
У Шурки в детстве было мало детского. Блокада, потом пребывание в дивизионе среди взрослых наложили на него свой отпечаток. (Впрочем, Шубин с гордостью говорил о своем воспитаннике: “Возмужал, не очерствев!”) Но тем трогательнее были прорывавшиеся в нем порой смешные мальчишеские порывы и выходки.
Шубин подозвал юнгу, всмотрелся в его лицо, вздохнул:
— Худой ты у нас какой! Вытянулся за этот год! Не надо бы тебя брать в операцию!
— Почему?
— Опасно.
Шурка был поражен. Опасно? Но ведь на то и война, чтобы было опасно. И он не первый год воюет! Командир еще никогда не заводил таких разговоров. А вдруг к на самом деле не возьмут в операцию? Он капризно надул губы. Когда же и. покапризничать, как не перед операцией?
— Ну ладно, ладно! Возьмут!
Чтобы утешить юнгу, Шубин показал ему карту побережья, на которой коса Фриш-Неррунг была похожа на ножку гриба-поганки.
— А мы чик по этой ножке! Перережем, и шляпка сразу отвалится!
— Перережем — отвалится, — повторил юнга, с обожанием снизу вверх глядя на Шубина.
И всегда что-нибудь придумает командир!
Не мешкая, Шурка отправился рассказывать приятелям про “гриб-поганку”, по обыкновению выдавая командирскую шутку за свою. Он не успел еще насладиться всеобщим одобрением, как боцман окликнул его и приказал ложиться спать.
Как! Так рано — спать?
Но то было распоряжение гвардии капитан-лейтенанта, а и таких случаях пререкаться не полагалось. Ночью предстоит трудная работа, надо получше отдохнуть перед нею.
Сам Шубин остаток вечера просидел над картон Пиллау, которую удалось раздобыть в штабе.
Князев с интересом прислушивался к его бормотанью.
— Кладбище? — рассуждал вслух Шубин. — Что бы это могло быть за кладбище?.. Погребальная романтика, черт бы ее драл! Корабль мертвых… Стоянка на кладбище…
Он долго возился с картой, что-то измеряя на ней. Наконец с удовольствием потянулся — так, что кости хрустнули!
— Ну, понял? — спросил Князев.
— Да есть догадка одна. Подожду пока говорить. Возьмем Пиллау — проверим!
Но настроение у него определенно улучшилось.
Он отправился спать на катер, в моторный отсек. Любил спать на моторе, подложив под себя капковый жилет. Хорошо! Как на печи в русской избе! Снизу, от мотора, исходит приятное тепло и легкий усыпляющий запах бензина. Авиационный бензин пахнет очень уютно!
Шубин заснул мгновенно, едва лишь накрылся регланом. Бессонница — это для нервных и малокровных! Военный моряк должен уметь спать где угодно, когда угодно и даже сколько угодно — про запас!
Сон был сумбурный, но приятный. Бензин, что ли, навевает такие сны?
Густые заросли были вокруг, и листья, падая, кружились — совсем медленно и беззвучно. В парке не было никого. Только он и Виктория были там.
Они стояли друг против друга, тихо смеясь и держась за руки.
Вдруг из-за огненной куртины выступил Фаддеичев. Вытянувшись, он приложил руку к фуражке:
— Разрешите доложить, товарищ гвардии капитан-лейтенант…
Открыв глаза, Шубин смущенно взглянул на стоявшего над ним боцмана, словно бы тот мог подсмотреть его сон.
— Приказали разбудить! Время — двадцать два тридцать!
Шубин плеснул себе в лицо холодной годы, энергично вытерся полотенцем, и сонной истомы как не бывало. Только осталась смешная досада на боцмана: почему он не дал досмотреть такой хороший сон?
— Князев! Подъем! Начинаем посадку десанта!
Отряд Шубина шел с первым броском.
На море был штиль, и это было хорошо, петому что десантники, размещенные в желобах для торпед, сидели в обнимку, чтобы занимать меньше места и не вывалиться на крутом развороте.
Каждый катер поднимал до сорока человек и напоминал сейчас московский трамвай в часы пик.
Лунная дорожка выводила прямо на косу.
Хорошим ориентиром также было облако. Оно было багровое и висело над горизонтом на юго-западе. Штурм Пиллау с суши начался!
Десантники должны были перехватить косу Фриш-Неррунг с обеих сторон.
Со стороны залива двигался батальон морской пехоты, посаженный на бронекатера. Со стороны моря на гвардейских торпедных катерах двигался стрелковый полк.
Катера шли как бы в двойном оцеплении.
Три группы прикрытия выдвинулись на запад, север и юг, чтобы обезопасить корабли десанта от возможного нападении. Кроме того, были еще корабли охранения, малые канонерские лодки, которые неотлучно сопровождали торпедные катера.
Высадка десанта — это сложный, тонкий механизм, где все должно быть выверено и слажено на диво.
Одного не учтешь на воине — точности попадания снарядов и пуль противника.
Приблизившись почти вплотную к косе, катер Павлова был накрыт с первого залпа.
Павлов дал задний ход.
Однако второй снаряд попал в моторным отсек, разворотил борт, разбил моторы. Катер загорелся.
Пехотинцы стали торопливо прыгать и воду. Здесь было неглубоко. Дно наклонно поднималось к косе.
На помощь к горящему катеру поспешили другие катера. Но завести буксиры было уже нельзя.
Шубин и уцелевшие матросы по приказанию командира высадки разобрали автоматы и гранаты и вслед за пехотинцами покинули тонущий катер.
Шурка не достал дна, погрузился с головой, но кто-то сразу же подхватил его и поволок за собой к берегу.
Отфыркиваясь, он поднял мокрое лицо. С одной стороны его поддерживал Шубин, с другой — боцман.
Выбравшись на берег, Шубин огляделся. Совсем мало черных бушлатов подле него. Живы боцман, радист, юнга. Павлова убило осколком второго снаряда.
Но в бою надо думать только о живых! Будет время помянуть мертвых! Если будет…
Песчаные дюны, поросшие сосняком, были вдоль и поперек изрезаны траншеями. Сгрудившись в узком лесистом коридоре, зажатые с боков заливом и морем, люди дрались с невиданным ожесточением, зачастую врукопашную.