Он продолжал смотреть на скалистую стену, а точнее, на какие-то растения и маленькие деревья, которые, цепляясь за ее поверхность, создают жизнь там, где почти ничего нет, кроме камня.
– Я потерял слишком много близких людей, – ответил он.
– Мы едва не потеряли здесь еще двоих, – усмехнувшись, заметила она.
Он засмеялся, но это был горький смех.
– Я знал, что мы сможем выбраться на эту сторону скалы, – после паузы произнес он. – И я был прав, не так ли?
– Тебя можно счесть храбрецом уже за то, что ты попытался это сделать, – похвалила она его и добавила: – Вряд ли я решилась бы пойти на такое, если бы была одна.
– Как выяснилось, я тоже не сумел бы сделать это один.
Она увидела, что он стал играть с кольцом на своем пальце, медленно поворачивая его то в одну сторону, то в другую.
– Но если бы ты не приехал сюда и не стал бы искать меня, ты никогда бы не оказался в этом месте. – Она вздохнула, вспомнив, с каким трудом они преодолели этот путь.
Он кивнул.
– Знаешь, мне нужно помнить о том, что кое-кто из тех людей, с кем я был близок и кого я помню, не были мне родными, – сказал он.
– Они любили тебя. Они отдали свои жизни ради тебя.
– Их жизни у них забрали, а это не одно и то же.
– Почему ты приехал сюда и стал искать меня? – снова спросила она.
– А разве я мог поступить иначе?
Она покраснела и прикоснулась к своему разгоряченному лицу.
– Мы чужие друг для друга, – глухо произнесла она.
– Я тоже проводил свою жизнь с чужими для меня людьми, – сказал он. – Я любил Джесси Грант. Я любил Бадра Хасана. Но они не были моими родными людьми.
– Говорить так – неучтиво, – с укоризной в голосе произнесла она. – Они не были обязаны любить тебя. Но они осознанно любили тебя, а это еще более ценный дар.
Он пристально посмотрел на нее, и, когда их взгляды встретились, она увидела в его глазах вопрос.
– Ты все еще не рассказала мне о моем отце, – напомнил он. – О Патрике Гранте.
– Ты говорил, что он спас жизнь Бадру Хасану.
Юноша кивнул.
– Ну так вот, перед этим он спас жизнь мне.
– Расскажи об этом, – попросил Джон Грант.
– Сначала скажи мне, куда ты направляешься, – потребовала она.
Его плечи опустились, и он с унылым видом произнес:
– Мне нужно рассчитаться с кое-какими долгами. В Константинополе… живет одна девушка.
– Ты ее любишь? – спросила Ленья.
Задавая этот вопрос, она испытала довольно неприятное ощущение – как будто внутри нее то скручивался, то раскручивался хвост змеи.
– Люблю ее? Да я с ней даже не знаком!
– Тогда кто она?
– Она – его дочь, – сказал он. – Дочь Бадра Хасана. Ее мать звали Изабелла. Он попросил меня найти ее. И позаботиться о ней.
– Чтобы добраться отсюда до Константинополя, нужно проехать аж половину мира, – заметила Ленья. – Каким образом ты собираешься туда попасть? У тебя теперь нет даже лошади.
– Я путешествую налегке. Мне нужно всего лишь добраться вдоль этой реки до моря и затем найти в каком-нибудь порту судно, которое направляется на Восток и капитану которого нужен еще один матрос.
Юноша посмотрел ей в глаза, но по тому выражению, которое он в них увидел, он не смог понять, как она отнеслась к его словам.
– Я рассказал тебе о том, куда я направляюсь, – сказал он. – Теперь ты должна рассказать мне о моем… моем отце.
Не проронив ни слова в ответ, Ленья встала, сделала шаг вперед и прыгнула в пропасть. Джон Грант, охнув, вскочил в надежде удержать ее. При этом едва не потерял равновесия и сам не рухнул в пропасть. Устояв на ногах, он тяжело опустился на корточки. К тому моменту, когда он это сделал, до него донесся всплеск, и юноша, склонившись над пропастью, увидел появившуюся на поверхности воды голову. Ленья посмотрела на Джона Гранта, сидящего на каменном выступе, подняла обе руки из воды и поманила его к себе.
– Я следовала за тобой! – крикнула она, и ее голос эхом отразился от стен каньона.
Он встал и посмотрел вниз, на текущую воду.
– А теперь ты последуй за мной, и я расскажу тебе то, что ты хочешь знать!
Река уже отнесла ее немного в сторону, и произнесенные ею слова были заглушены шумом бурного течения. Однако Джон Грант все-таки услышал их.
Он сделал три шага назад – пока не почувствовал каменную стену позади себя, – а затем бросился вперед и прыгнул в пустоту.
Ленья посмотрела вверх в тот момент, когда он оторвался от каменного выступа, и на один миг, перед тем, как началось падение, ей показалось, что он застыл в воздухе, – как насекомое в пузырьке воздуха внутри куска янтаря. Эта картинка останется в ее памяти до конца ее дней: юноша, парящий в пространстве между небом и землей.
Но чаще всего она будет вспоминать о том, как он всецело отдался ощущению полета, который длился лишь пару мгновений, пока тело летит еще не вертикально вниз, а почти горизонтально. Его голова была откинута назад, и он смотрел не вниз, в мрачную глубину, а вверх, в бесконечность.
Его руки были разведены в стороны, и поэтому он чем-то напоминал распятого Христа, охваченного экстазом агонии… Эта пара мгновений промелькнула, и Джон Грант полетел вертикально вниз.
Константинополь, 1453 год
– Расскажи мне об этом толстом турке и о том, как он утопил того несчастного младенца.
– Это был не младенец. Ему было два года от роду. Этот маленький черноволосый мальчик уже умел ходить и говорить.
– Почти два года от роду – так ты мне всегда говорил. Для меня это все еще младенец.
Она устроилась рядом с ним на постели и, затаив дыхание, словно ребенок в ожидании сказки, приготовилась слушать.
И он начал рассказывать… Начал так, как начинал всегда:
– Что-то из этого наверняка является правдой, а что-то вполне может быть и вымыслом, но это все, что мне известно…
Его пальцы стали проворно двигаться в темноте – и какой-то черный силуэт замельтешил по голубому небу, нарисованному на потолке над их головами. Тень, изображающая данный персонаж, могла показаться комической: необычайно толстая, с тыквообразной головой и с огромным тюрбаном на ней.
Слушательница зашипела при виде злодея и придвинулась поближе к рассказчику.
Имея в своем распоряжении лишь бумажные фигурки, собственные ловкие руки и прямоугольные металлические и стеклянные зеркала, он стал талантливым иллюзионистом. Его персонажи-тени появлялись и исчезали, танцевали и сражались, летали и бегали. В темноте комнаты его искалеченное тело не было преградой для этого искусства, и в течение всего времени, пока фигурки двигались и жили, подчиняясь исключительно его воле, он был своего рода маленьким богом, полновластным повелителем создаваемых им теней. Эта комната стала для них их собственным миром – миром, разделенным на свет и тьму, на реальные формы и тени.
