IV
Едва наши ноги коснулись чужой земли, как в нас со всех сторон посыпались чужие камни, и послышался взрыв. Да что ж мне так везет на военные действия!
Мы стояли, пригнувшись, прямо на дороге, и мимо нас неслись машины, все, как одна, землистого цвета. С неба падали бомбы. Одна машина притормозила рядом, нас подхватили и закинули в открытый кузов. Я быстро осмотрелась. В трясущемся кузове на длинных лавках сидело пять одинаково одетых бородатых мужиков с винтовками в руках и гранатами на поясах, они то хмуро поглядывали на небо, то тревожно — на дорогу, то с интересом — на нас. Их головы покрывали темно-зеленые платки, перевязанные по окружности витыми шнурками.
Бомбежка прекратилась. Наши попутчики заулыбались друг другу и по очереди высказались в адрес Аллаха.
— Ты Галия, я Захира, — сказала я Гале. Это были первые пришедшие на ум мусульманские имена.
Она ошеломленно кивнула в ответ и прижалась ко мне боком.
Один из мужчин задал мне какой-то вопрос, я сделала вид, что из-за шума мотора не расслышала. Он неуверенно улыбнулся, толкнул локтем соседа и сказал ему несколько слов. Галя, как и я, внимательно слушала. Мужчины продолжали разговаривать между собой, и скоро стало понятно, что они едут по последнему распоряжению на новую базу, а мы, видимо, — новобранцы, выпавшие из перевернувшейся от взрыва машины, что командирам деваться некуда, или на гражданке совсем сдурели, раз набирают девчонок, хотя, если мы — сироты, то без вопросов, куда еще сирот девать, только на пушечное мясо… Галя бледнела все больше. Я хотела сказать, что новичкам везет, и она гарантированно научится драться, но промолчала. Успею еще.
Примерно через час мы приехали на базу: пять или шесть хижин-мазанок и штук двадцать палаток всевозможных форм и размеров. Мужчины выбрались из кузова и встали в шеренгу, чего-то ожидая. Мы пристроились рядом, и уже через пять минут наши имена записывала в планшете толстая тетка. Не интересуясь фамилиями, она критически осмотрела нас с ног до головы и велела идти за ней. Потом в самой дальней и самой большой мазанке мы ждали какого-то начальника, который должен был решить, что делать с нами дальше. Сесть нам никто не предложил, и я оперлась спиной о стену. Галя держалась поблизости.
— Ты не боишься? — шепотом спросила она.
— Нет, — ответила я. — Мне интересно.
С улицы вошла девушка, задрапированная в покрывало целиком, только лицо от бровей, да кончики пальцев выглядывали из бесформенных складок. С неподражаемой надменностью истинной мусульманки она окинула нас взглядом и презрительно спросила:
— А что, в вашем селе не носят хиджаб?
— Нет, не носят, — тем же тоном ответила я и пожалела, что не жую в данный момент жвачку и не могу выдуть ей в нос липкий пузырь.
Она оскорблено поджала губы.
— Но вы хотя бы правоверные?
— Правоверные-правоверные, — поспешно подтвердила Галя.
Здесь вера — это защита, она правильно оценила обстановку. Я согласно кивнула. В этот момент в мазанку стремительно вошел пожилой сухощавый мужчина и, мельком глянув на нас, уселся за письменный стол.
— Галия и Захира? — спросил он. — И что мне с вами делать?
Мы не ответили. Мы же правоверные, мы за мужчин не думаем.
Мужчина глубокомысленно хлопал ладонью по столу и смотрел в окно. Наконец он придумал следующий вопрос:
— Что умеете делать?
— Ничего, — честно ответила я.
— Только по хозяйству, — робко дополнила Галя.
Мужчина ухмыльнулся и вновь задумался. Потом он вдруг полез в ящик стола и, тихо позвав: — Захира! — бросил в меня какую-то странную палку. Я поймала ее на лету, и он довольно улыбнулся. Достал второй какой-то предмет и бросил его в Галю, которая, уже подготовленная на моем примере, не поймала, а отбила его рукой. Предмет, оказавшийся авторучкой, вернулся к метателю прицельно в лоб.
— Ох! — только и сказал мужчина, а замотанная девушка хрипло рассмеялась.
Хозяин дома, между тем, хотя и растирал пострадавший лоб, но выглядел вполне удовлетворенным.
— Будете тренироваться с бойцами, — заключил он. — Джамиля, покажи им палатку, кухню и ознакомь с расписанием. Потом сразу пусть идут на занятия.
Девушка вновь приняла высокомерную мину и проплыла мимо нас к двери.
— Ты где так научилась? — спросила я у Гали за спиной Джамили.
— Волейбол. В детстве, — ответила она.
Точно, новичкам везет. Ну ладно, давно хотела научиться ползать по стенам с закрытыми глазами… Или собирать автомат?
Хиджаб на нас все же напялили, правда, в усеченном варианте — только платок на голову, поскольку отжиматься, бегать, перепрыгивать через барьеры, ползать по пыли между камнями и отрабатывать приемы рукопашного боя, совмещая заветы пророка Мухаммеда относительно приличного внешнего вида, оказалось невозможно. Тем самым дорога в мусульманский рай закрылась для нас навсегда, хотя каждое утро, с восходом солнца, мы выслушивали заверения, что славная смерть на поле боя грех сей искупит. Славной признавалась смерть, которая наступит не раньше, чем мы сами отправим на тот свет человек по двадцать врагов Аллаха. М-да… поели пирожков.
Галя, настроение которой сначала не обещало ничего хорошего, в новый ритм жизни вошла неожиданно быстро. Она ни разу не пожаловалась, и на «компас» впервые посмотрела только через неделю, да и то без особого интереса. Видимо, она обладала талантом к войне, и желание «научиться драться» возникло у нее не из любви к эффектным жестам. Обрастая наравне с ней упругими мускулами, я скучала и ждала, когда ей надоест. Время под завязку было занято тренировками, на раздумья и разговоры его почти не оставалось. Сначала мы занимались одной толпой с новобранцами-мужчинами, но уже через неделю вместе с ними лишь бегали и качали мышцы, а остальным занимались только вдвоем. Нас учили стрелять их пистолета, снайперской винтовки и автомата, бросать гранаты, отбиваться от штыков подручными средствами, управлять джипом и обезвреживать мины. Что-то в этом было не то… Зачем пушечному мясу обезвреживать мины? А приемы рукопашного боя — зачем?
Ну, молитвы по два раза в день — еще можно понять, уклад жизни такой. В конце концов, никто не заставлял нас повторять за имамшей-завхозихой Лейлой слова, и я в это время просто отдыхала, думая о своем. Но предполагалось, что мы еще самостоятельно молимся перед сном, для чего нам в палатку подбросили целые кипы соответствующих брошюр. Их я пролистывала от нечего делать, но читать не стала, поскольку все они были об одном.
Как-то вечером терпение у меня лопнуло, и я спросила, зашвырнув в Галин гамак очередной опус о священных обязанностях правильной мусульманки:
