— У меня будет время составить каталог коллекции Грюнеля? — спросила Кейт.
— После того как мы отыщем золото, у вас, может, и будет немножко времени. Но не хочу вас обнадеживать. Чем дольше мы находимся на этой высоте, тем больше слабеем. Уменьшается мышечная масса, выносливость и способность быстро соображать и двигаться. Наши тела умирают. После сорока восьми часов вы будете похожи на покойников, как никогда, — разве что на самом деле ими станете.
Некоторое время все молчали.
— Очень ободряющая речь, — заметил я.
— Что толку скрывать, — бросил Хэл. — Лучше сказать как есть.
— За мистера Круза я не волнуюсь, — с улыбкой сказал Дорье. — Не думаю, что он слишком страдал сегодня. У него гималайское сердце. Как у нашего народа.
Я улыбнулся, польщенный комплиментом.
— Грюнель запрятал свои деньги в каком-то неожиданном месте, — продолжал Хэл. — Но я знаю, что они там. Поэтому мы разделимся и будем обшаривать корабль, пока он не отдаст нам свои сокровища.
Надира начала было говорить, потом умолкла.
— Что? — спросил я её.
— Просто… Интересно, кто-нибудь ещё почувствовал, что там есть что-то такое… Что-то, следящее за нами.
У меня по шее и плечам пробежал холодок.
— Привидения? — осведомилась мисс Симпкинс, впервые поднимая глаза. — Вы полагаете, что корабль населен призраками?
— Цыганский вздор, — бросил Хэл, но я заметил, как он бросил быстрый взгляд на Дорье.
— В командной рубке, — ответила Надира, — мы все слышали голос из переговорной трубы.
— Ветер, — сказал Хэл.
— Мы так решили, чтобы успокоить себя. А на мой взгляд, было похоже, будто кто-то произнес «воронье гнездо».
— Согласна, очень похоже, — подтвердила Кейт.
— Послушайте, — сердито сказал Хэл. — Это экспедиция за имуществом погибшего корабля, и непростая. У нас нет времени на всякие суеверные глупости.
— Лучше было бы, — заговорил Дорье, — оставить впередсмотрящего на его корабле.
Хэл раздраженно всплеснул руками:
— Что я должен был сделать? Оставить всех на скользкой спине «Гипериона», пока мы возимся с трупом? А если бы один из вас свалился? Это было бы лучше?
— Нет, — ответил Дорье, — но корабль неспокоен. Надира права. Я тоже это почувствовал.
Я не забыл ужасного чувства ожидания чего-то страшного, пришедшего ко мне на «Гиперионе». Я помнил жуткий взгляд полузакрытого глаза Грюнеля.
— Если кто-то боится, может не ходить, — с презрением бросил Хэл. — Мне там хлюпики не нужны.
— Я иду, — сказал я.
— Мы все идём, — объявила Кейт.
— Этот корабль пережил ужасную катастрофу, — произнес Дорье, — и души всех этих людей могут всё ещё пребывать в растерянности, и даже гневе, из-за внезапной смерти. Я думаю, мы не можем ожидать, чтобы они стали сотрудничать с нами.
Этой ночью я спал плохо, мне не хватало воздуха. Я проснулся резко, как от толчка. Надо было бы послушать совета Дорье и воспользоваться кислородной маской. Но я представил себе Хэла, крепко спящего в своей каюте без всяких масок.
Я думал о Кейт. Я не понимал её, не понимал, как она относится ко мне. Моё сердце отчаянно стучало. Хотел бы я, чтобы оно подсказало мне, что делать. Чтобы объяснило, что же я за человек.
Перед рассветом я снова провалился в сон, и мне приснилось, будто я прохожу через двери, одну за другой. Им, кажется, не будет конца. И всякий раз, как я открывал следующую дверь, на меня наваливался страх, потому что я чувствовал, что по ту сторону меня дожидается нечто.
Я добрался до очередной двери и с ужасом понял, что она последняя. Я повернул ручку и толкнул.
Дверь отворилась лишь наполовину и с глухим стуком уперлась во что-то. Мысленно я завопил от ужаса. Там, за дверью, что-то было. Я попытался проснуться, но сон не отпускал меня.
Нечто появилось из-за двери. Оно было похоже на полуоформленную мужскую фигуру, и я не мог бы сказать, в одежде оно или без, настолько незавершенным было его тело. Его как будто вылепили из глины, но руки создателя не потрудились ни пригладить своё детище, ни придать ему законченный вид. На голове его отчетливо видны были только глаза и рот. Лицо всё состояло из щербин и провалов, и всё же на нем было выражение — не злобы, но страха, как будто он тоже был захвачен врасплох. Мы смотрели друг на друга, ужас одного отражался в глазах другого, и я не знал, кто он, не знал, друг это или враг.
Мы с Надирой, вновь запакованные в комбинезоны из снежного барса, направлялись по килевому мостику «Гипериона» в кормовую часть корабля. Было утро, и мы только что высадились. Хэл велел нам начать с кормы и продвигаться в сторону носа, методично осматривая каждую кладовую, каюту и шкаф. Ночью поднялся ветер, и корабль качался и стонал на бурных волнах воздушного океана. Шпангоуты, балки и ванты содрогались. Лёд в лучах наших фонариков вспыхивал всеми цветами радуги. Из наших ртов вырывался пар. После ночных кошмаров я страшился увидеть какого-нибудь замерзшего матроса «Гипериона», которого гнев или растерянность вновь пробудили к жизни и который теперь тянет к нам руки из теней.
Я думал о Кейт и Хэле, вместе обследующим корабль. Если она испугается, она, может быть, схватит его за руку или прижмется к нему. А он выпятит грудь и будет успокаивать её мужественными речами. И она почувствует себя в безопасности рядом с ним. Он забрал её себе. В любой момент он может сделать ей предложение. А что скажет она? Если «да», то, может, это будет даже милосердно по отношению ко мне. У нас с ней столько же общего, сколько у рыбы с кенгуру, — так в прошлом году сказал мне мой хороший друг Баз. Я подумал, что он, в конце концов, прав.
Я взглянул на Надиру. Пряди её темных волос выбились из-под капюшона. И снова, как часто бывало, вспомнил про наш поцелуй. Она очень красивая. Во многих отношениях с ней у меня больше общего, чем с Кейт. Мы оба знаем, что значит происходить из низов, самим пробивать себе дорогу. Оба лишились отца. Когда я с нею, у меня нет чувства, будто я должен постоянно что-то доказывать. Я не знал, как расценивать тот поцелуй в «вороньем гнезде». Может быть, она была просто счастлива оттого, что сумела избежать ужасного замужества, и для неё он ничего не значил. Почему-то эта мысль была мне неприятна. И всё же мои собственные чувства оставались загадкой для меня. Как будто холод «Гипериона» заморозил часть моего сердца с пульсом заодно. Я постарался думать только о предстоящей нам работе.
Дойдя до последней двери по правой стороне мостика, мы остановились. Я повернул ручку и ощутил дрожь предчувствия. Стиснув зубы, я толчком распахнул дверь.
