– Ты что, чико! – изумленно вскинул седые брови Панчо.
– В общем так, стерва старая! – Лысан цедил слова, с удовольствием рассматривая лицо Панчо и ошибочно принимая его выражение за испуг. – Ты нам сейчас все выложишь – или он тебе выпустит кишки. – Панчо вновь изумленно мотнул головой, пытаясь рассмотреть обхватившего его сзади Алексиса. – Машину мы твою утопили! Утопим, значит, и тебя, если будешь упираться!
– Как утопили?! – заморгал Панчо.
– А вот так! Очень просто, значит. Вот он… – Лысан указал на Шакала, – спустил с обрыва прямо в море. Только пузырьки забулькали. Да ты из-за машины не очень расстраивайся! Она тебе не понадобится! Так и так придется тебе кишки выпустить, козел старый! – Лысан любил пугать людей и неплохо умел это делать.
Панчо действительно стало страшно, но жалость к машине и гнев подмяли под себя этот страх. Он зашнырял глазками, переводя их с Лысана на радостно оскалившегося Шакала и обратно.
– Так что, дед, давай, значит, выложи нам, где вы тут «порошок» держите. Все выложи, сволочь старая! Или тебе каюк! – и Лысан выразительно провел толстым пальцем вокруг шеи.
– Какой порошок, чико? – миролюбиво откликнулся Панчо. – Тот, которым тараканов травим? Так он на кухне, за дверью. Ивис туда поставила, в банке жестяной. – Панчо выдержал паузу, а затем еще покладистей попросил Алексиса: – Да отпусти мои руки, чико! Все кости раздавишь! – Алексис еще крепче вцепился в костлявые локти старика. – А ну отпусти, ты, сын старой шлюхи! – повелительно заревел Панчо, и, оглушенный его ревом, Алексис послушно опустил руки.
– Порошок, карахо! – медленно проговорил Панчо. – Будет вам сейчас порошок, ребята! – произнес он, ласково пошевеливая буровато-седыми бровями. Затем сделал несколько задумчивых нерешительных шагов в сторону Лысана, который подался вперед всем телом и превратился в слух, ожидая, что Панчо поведет его в свои закрома. – Какой, к ядреной матери, порошок! – взревел Панчо и, с юношеской легкостью подскочив к Лысану, влепил ему великолепный хук левой огромным волосатым кулаком орангутанга.
Лысан рухнул на кровать, а сверху на него свалилось не выдержавшее сотрясения кровати распятие. Оно упало на твердую голову Лысана и разбилось на большие трухлявые куски. Дорогое, черного дерева распятие оказалось куском крашеного папье-маше.
Старик уже не смотрел на Лысана. Он повернулся к Алексису и, приняв довольно правильную боксерскую стойку, пританцовывал на месте, оглашая дом и его окрестности страстными ругательствами. В молодости Панчо увлекался боксом.
Алексис затравленно молчал и с опаской смотрел на старика, который проявлял явное намерение атаковать. Голова Панчо едва доставала до плеча Алексиса, старик был заметно пьян, однако его зычные вопли парализовали золю Алексиса и внушали лишь желание бежать, пока здесь не появился еще кто-нибудь.
Алексис начал пятиться к двери, им же прикрытой. Он уже зацепился пальцами за ручку двери, но Панчо вдруг оказался совсем рядом, и дикая боль пронзила Алексиса, вырвав из его груди истошный вопль. Алексис свалился на мокрый земляной пол и катался из стороны в сторону, двумя руками держась за то место, которое мужчинам следует всячески оберегать, особенно в драке. Поглощенный созерцанием кулаков Панчо, огромных узловатых кулаков, которым позавидовал бы орангутанг, Алексис прозевал коварный удар носком ступни в пах.
Разбираться с забившимся в угол Шакалом Панчо счел ниже своего достоинства. Им овладела новая мысль. Продолжая осыпать своих гостей оглушительной руганью, он выскочил в коридор и зашлепал босыми ногами по земляному полу Лысан пришел в себя и бросился к выходу. За ним побежал Шакал. Последним из дома вывалился, держась руками за раненое место и завывая от боли, Алексис.
Во дворе было уже светло. Дождь обрушивался на покрытую толстым слоем воды жирную землю Ринкон Иносенте. Струи воды падали сверху и, сливаясь в потоки, неслись туда, где пологие склоны гор кончались берегом океана. Земля уже не принимала в себя воду и гнала ее в море.
Лысан остановился шагах в двадцати от дома, поджидая соратников и прислушиваясь к крикам Панчо.
– Скорее, мать вашу!.. – заорал Лысан, увидев, как тяжело бежит, увязая в жирной грязи, раненый Алексис, выступавший в этот момент в роли арьергарда. – Скорее! Он всю деревню на ноги поднимет!
Лысан на этот раз оказался прав. К дому, несмотря на дождь, уже спешили десятка полтора односельчан, разбуженных необычными по своей громкости и страстности выкриками Панчо. Он кричал так по-новому, что всем, слышавшим его, стало понятно, что случилось что-то, требующее внимания и участия. Лысан не мог еще видеть этих полуодетых, утопающих в грязи людей, но инстинктом затравленного зверя чувствовал их приближение.
Когда Алексис наконец догнал Лысана и Шакала и они все вместе образовали плотную группу, воздух сзади них разорвал громогласный окрик Панчо.
– Стой! Стрелять буду! Руки за голову, ублюдки! – Панчо стоял на пороге сарая и целился в ударную группу из длинного ружья.
Заслышав приказ бывшего капитана, «ударная группа», как по команде, залегла в грязь, а затем, следуя примеру Лысана, короткими перебежками устремилась в спасительные заросли бананов.
– Застрелю! – прокричал Панчо, убедившись, что его приказ не выполняется. Но несмотря на эту страшную угрозу, «ударная группа» продолжала организованное по всем правилам военной науки бегство. Панчо прицелился и выстрелил дуплетом из обоих стволов в ту сторону, где, перебегая от одного банана к другому, ускользала ударная группа.
Как говорила Ивис, попасть из ружья Панчо можно было только в упор, что оказалось очень даже на руку Лысану и его спутникам, которым стрельба Панчо не нанесла никакого ущерба. Они продолжали свое неудержимое движение, и только шевеление кустов выдавало их присутствие. Перед лицом опасности Алексис забыл о полученном телесном повреждении и перестал выть. Панчо оставался на пороге сарая, размахивая ружьем и изрыгая ругательства, а двор вдруг наполнился людьми.
– Хватайте их, люди! – орал Панчо, однако сам не спешил в погоню – он взял на себя роль руководителя. – Это бандиты! Эти ублюдки утопили мою машину! Карахо, это настоящие бандиты! Их надо перестрелять, всех поголовно! Мерзавцы! Они хотели убить меня! Но не зря я служил в армии! Не на того напали!
Соседи Панчо сосредоточенно и серьезно прислушивались к его выкрикам, всматривались в пелену дождя, пытаясь рассмотреть в кустах тех, о ком кричал старик, но не двигались с места. Гоняться за людьми и хватать их в Эль-Параисо не принято.
Наконец молодой мулат произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:
