С первого же шага Кирленков обо что-то споткнулся и направил луч себе под ноги. Но то, что он увидел, заставило его вскрикнуть и опуститься на корточки.
— Что? Что там, Анатолий Дмитриевич?
Костенко мог бы не спрашивать. В резком фонарном свете был ясно виден человек, лежавший на спине и широко раскинувший руки.
Огромный шишковатый лоб с залысинами, черные пополам с сединой вьющиеся волосы и темные впадины впалых щек.
— Кто это? Зачем он тут? — испуганно шептал добродушный повар, для пущей уверенности старавшийся прикоснуться к Кирленкову.
Кирленков ничего не ответил и точно так же, как недавно Волобоев, начал щупать пульс.
Неизвестный был одет для горных условий, мягко говоря, легкомысленно. Белые парусиновые брюки, легкая рубашка-зефир и сандалии на босу ногу — вот и все, больше ничего на нем не было.
Уловив слабые биения сердца, Кирленков поднялся:
— Нужно перенести его в дом. Акимыч, сбегай-ка за своим тулупом, а то на улице холодновато.
Нерешительно пятясь, Костенко вышел из аккумуляторной. Кирленков остался один с лежащим на полу незнакомцем. Закурив сигарету, Анатолий Дмитриевич попытался привести мысли в порядок. Однако это было нелегко. В самом деле, как мог проникнуть незнакомец в совершенно изолированное помещение? Не говоря уж о том, как он мог вообще оказаться здесь, на площадке Тайну-олу? Да еще в таком виде. Даже если допустить, что его принес ураган, то и тогда оставалось непонятным его пребывание в запертой аккумуляторной.
«Впрочем, ураган — это ерунда, — подумал Кирленков. — Не может же он утащить человека за тысячу километров! Но тогда откуда этот человек все-таки взялся? Не иначе, как из четвертого измерения. Только этим в некоторых детективных романах объясняется убийство в запертой комнате. Но человек этот жив и если придет в сознание, то сам расскажет».
Эта мысль успокоила Кирленкова, и он, согласно всем рекомендациям детективного жанра, решил обследовать «место преступления». Анатолий Дмитриевич совершенно забыл, что отправился в аккумуляторную затем, чтобы выяснить, почему в доме нет света.
«Все-таки он появился не как бесплотный дух», — подумал Кирленков, обнаружив на лабораторном столе капельки застывшего олова.
Кроме расплавленных контактов борорениевых дисков, Кирленков обнаружил еще и другие следы вторжения незнакомца.
Сильнее всего пострадали приборы регистрации космических лучей и стрелочные индикаторы полей. Все они молчаливо свидетельствовали о какой-то силе, которая властно заставила стрелки показать невиданные для этих приборов интенсивности. Стрелки были погнуты, возвращающие спирали смяты.
«Не будь ограничителей, — покусывая заусеницы на пальцах, думал Кирленков, — эти стрелки показали бы какой-то максимум и сразу же вернулись бы к нулю».
И ему показалось, что даже воздух в аккумуляторной особый, ионизированный и наэлектризованный. Все говорило о чем-то мощном и неведомом, что ворвалось сюда ниоткуда, выросло до абсурдных, не поддающихся осмыслению размеров и, точно надломившись, иссякнув в себе самом, бессильно вернулось к прежнему положению.
«Но что и зачем? — мучительно думал Кирленков. — Неужели только для того, чтобы оставить здесь этого по-летнему одетого пожилого и старомодного человека?»
Он ничего не понимал, у него не было ни решения, ни гипотезы, но еще не увиденные им чисто внешние признаки властно трогали струны его души, вернее, интуиции, той удивительной интуиции физика-теоретика, пусть неудачника, сорвавшегося на слишком оторванной от всего реального диссертации, но все же чуткой и смелой.
Интуиция уже знала все, но как еще был далек путь к осмысленному пониманию и решению!
Этот путь был не только далек, но и рискован, ибо как часто мы не слушаем голоса интуиции, как часто глушим его, отмахиваемся от него! Иначе и нельзя: это защитная реакция разума против спекулятивного ясновидения и пустого прожектерства.
Как много нужно знать, чтобы позволить себе всегда следовать голосу интуиции! Это доступно только великим людям, великим мыслителям и труженикам.
* * *
На другое утро все собрались в круглой гостиной. Ее окна, сделанные в виде фонаря, смотрели на запад. Сквозь них в помещение рвалась синеватая солнечная дымка, за которой едва угадывались абрисы далеких склонов. Казалось, что стекла матовые, а за ними ярко, но ровно горят лампы дневного света.
Все сидели и молчали. Кто неторопливо покуривал, кто задумчиво водил пальцем по прихотливым узорам древесины на полированном столе, но никто не собирался начинать. Тогда, по праву и обязанности начальника, решил заговорить Вартан Цолакович Оганесян.
— Ну, так что же мы, мальчики, с вами скажем? — Оганесян не так легко подыскивал нужные слова. — Через пять дней прилетит вертолет, и, честное слово, мне хотелось бы, чтобы мы с вами до тех пор во всем разобрались. А вам как?
Никто не ответил. Оганесян смущенно и просительно заглядывал в лица друзей. Он был в неприятном положении. Но никто не приходил ему на помощь. Да и кому хочется выставить себя дураком? Вот если бы кто высказал хоть какую-нибудь догадку, тогда бы все заговорили без приглашения. Точно тигры на кусок мяса, накинулись бы на эту робкую и беззащитную идейку, растащив ее на волокна. Опровергать всегда легче, чем утверждать.
Оганесян еще раз оглядел всех. Глаза его остановились на Володе Карпове.
— Владимир Андреевич, мы бы хотели знать ваше мнение. — И, не дожидаясь возражений Карпова, Оганесян подкрепил свою атаку. — Вы наш единственный специалист по нейтринным поглотителям, и нам хотелось бы услышать, что скажете именно вы.
Володя мог бы отговориться; в конце концов, при чем тут нейтринные поглотители? Так уж повелось: все вины всегда валили именно на нейтринные поглотители. Они были самыми новыми и самыми сложными приборами на Тайну-олу. Это огромные цистерны, наполненные четыреххлористым углеродом, снабженные автоматическим устройством для корреляции и прекрасным фильтром инверсии Арансона — Беридзе.
Володя тихо встал и вышел из укромного уголка, образованного столиком с приемником и кадкой с китайской розой. Он зачем-то порылся в карманах. Достав в несколько раз сложенную бумажку, развернул, потом аккуратно сложил и спрятал в карман.
— Дело в том, товарищи, что я сегодня проявил все пленки и — никакого следа взрыва сверхновой. — Близоруко щурясь, Володя развел руками.
— При чем тут сверхновая? — тихо произнес кто-то. Все вопросительно смотрели на Володю. Все так же смущаясь и делая руками десятки ненужных движений, Володя продолжал:
