стал привязывать веревку к берегу. Течение подхватило их и весело понесло вперед. Они обогнули склон, оказавшись с противоположной его стороны, когда небо раскололось и вверх взметнулось белое облако. И огромная масса снега с гневным ревом понеслась к реке. Белая разрушительная сила сметала все на своем пути.
Лисовин ругался и налегал на весла, стараясь отплыть как можно дальше. Лавина достигла воды, подняв большую волну, едва не перевернувшую лодку. Вторая волна развернула их, а третья вновь чуть не опрокинула. Снег плотиной лег на реку, извлекая из своих недр все, что успел захватить по пути — деревья, камни, мусор. Довольная Безольда принимала и подхватывала его дары, рассматривала-вертела и уносила прочь.
Ствол сильно стукнул лодку по бортику, хлестнув Лисовина мокрой веткой по лицу и оставив глубокую царапину. Если бы не окуляры, он бы точно остался бы без глаза. Мелькали деревья с одного берега, тянулись отвесные скалы — на другом. Филипп промок и мерз, пришлось отдать ему второе одеяло и накрыть сверху остатками летательного костюма. От голода у Лисовина крутило внутренности. Сейчас он был бы рад даже заплесневелому сухарю. Сеть волочилась за лодкой, но ничего не попадалось, кроме палок.
Не дожидаясь вечера, Лисовин причалил, привязал лодку, оставив в ней Филиппа. Силы кончились, сказывалась усталость и голод. Ноги окоченели. Поэтому прежде чем заняться костром и поиском пропитания, он плюхнулся на мешок, расслабился и задержал дыхание. Задержка запускала механизм теплопередачи по всему телу. Кровь бежит быстрей, согревая все внутренние органы и конечности. Этому трюку его научил старый отшельник, который даже в самый мороз ходил в легкой рубашке. Лисовин не умел дышать так постоянно, ему необходимо сосредоточиться, чтобы перейти от привычного поверхностного дыхания к диафрагменному.
Когда острые иголки покинули тело, настала пора позаботиться о костре и еде. Лисовин вытащил и распутал сеть с четырьмя рыбешками, которых стыдно даже коту предлагать. Растопил снег, не решаясь набрать воды из Безольды, полной мусора из-за схода лавины, и закинул улов в дымящийся котелок. Затем внимательно осмотрел деревья. На них осталось немного шишек, а на пне обнаружилась целая пригоршня замерзших до каменного состояния вешенок, которые он срубил ножом. Лисовин подбросил бревен в разгоревшееся пламя и помешал закипевшую незатейливую похлебку, всыпал в нее остатки соли и бросил уголек.
Вдалеке протяжно и тоскливо завыл волк. Казалось, нет никого более одинокого и несчастного в этот миг. Но ему ответил не менее жалобный голос. Вскоре к двум одиночествам присоединилось третье. И уже совсем близко.
Зима выдалась ранняя и холодная. Говорили, что зверье озлобилось и в поисках пропитания заходило даже в города. Хищники не гнушались нарушать закон природы держаться от людских жилищ подальше, нападая иногда даже днем.
В темноте бреснули огоньки, и к берегу вышел матерый волк. За ним заскользили тени, и вот уже вся стая предстала перед вскочившим Лисовином. Он выхватил горящее полено и вовремя обернулся, ткнув им наугад.
Завизжало. Запахло паленой шерстью.
Свора рычала и капала слюной с клыков, сужая полукруг. Вор пятился спиной к воде, не упуская из виду каждого волка, особенно здоровенного вожака.
Сумку собрать он не успеет, как и поесть.
До лодки оставалась пара шагов, когда механизм естественного отбора пришел в действие.
Голодный зверь пошел на человека.
Волки как по команде бросились на вожделенную добычу. Они метались, извивались, а жертва отбивалась огнем и ногами. Палка опускалась и поднималась, искры летели во все стороны. Целясь в уязвимые места, глаза и носы, Лисовин спрыгнул в воду. Молодой волк сиганул за ним, тут же получив горящей палкой в оскаленную пасть.
Забравшись в лодку, Лисовин кинул в собравшихся на берегу погасшей палкой и перерезал веревку. Плыть в холодной воде они не отважились, но вожак издал короткий полусон-полурык, и вся стая последовала за Лисовином по берегу.
Всю ночь волки следили за лодкой, жалуясь звездам на несправедливый исход охоты и обещая поквитаться со строптивой жертвой. Лисовин не сомкнул глаз, то работая веслами, то разогревая себя дыхательными упражнениями. Утром ожидая, что преследователи оторвались, он направил лодку к берегу. Но растущие кусты зашевелились и оттуда вынырнул волк обожженной мордой.
Пришлось снова вывернуть на середину, наблюдая за упрямыми хищниками. Будто они знали, что когда начнутся сопки, ему нужно будет пристать к берегу, чтобы остаток пути до озера проделать пешком. С другой стороны нависали скалы и причалить можно только к тому берегу, где поджидали хищники.
Течение ускорилось, до ущелья с порогами оставалось совсем ничего. Нужно причаливать. На берегу плотоядно облизывались волки. А другой стороны… дым?!
Лисовин аж привстал, чтобы рассмотреть получше. На другом берегу вился дым, а прямо перед входом в ущелье виднелось небольшое плато, к которому можно подвести лодку пристать. Изо всех сил работая веслами, Лисовин греб до спасительного пятачка, пару раз едва избежав попадания в водовороты. Когда до земли оставалось совсем немного, и уже просматривалось дно, лодку резко крутануло. Весло выпало из руки, и Лисовин не успел его ухватить. Их начало уносить течением.
Тогда он скинул куртку и сапоги, схватил веревку, закрепленную на носу и привязал к ноге, прежде чем спрыгнуть в ледяную воду. Через пару гребков он почувствовал ногами дно и побрел к берегу, вытаскивая за собой лодку. Дрожа всем телом, Лисовин забыл как дышать. Зубы стучали так, что он бы не удивился, если бы они раскрошились.
Оказавшись на берегу, он подтянул лодку и привязал ее к ближайшему дереву, у которого стояла перевернутой еще одна. Затем он скинул с себя начавшуюся покрываться коркой льда одежду, натянул сапоги на потерявшие чувствительность от холода ноги и накинул сухую куртку на голое тело. Только после этого он позволил себе осмотреться.
Дым шел из небольшого охотничьего домика. Осталось подняться на холм, и их ждет тепло. И, возможно, еда.
Ног он все еще не чувствовал. Но сейчас все пройдет. И он отправится наверх. Испытывая облегчение, Лисовин опустился на землю. Сейчас он только немного отдохнет и пойдет туда. Глаза налились свинцом, или это в них попала вода.
Чуток отдышаться. Совсем капельку. И он позовет на помощь, чтобы перенести раненого…
Еще буквально одно мгновение…
— Лисенок!? — раздался возмущенный возглас, а щеку обожгла пощечина. — Кажется, у меня вошло в привычку спасать твою поганую рыжую шкуру. Очень вредную привычку. Не смей замерзать у меня на пороге, гаденыш!
Сила не слушалась, дрожала и трепыхалась внутри, билась, словно
