Карл Ханке.
Хорст Руфф.
Карл Зайлер.
Август Ден.
И Каунитц. Итого семь человек — ровно на столько уменьшился их и без того маленький отряд… Два грузовика и легковушка. В легковушке — Богер, Фрисснер, Ягер и профессор. В грузовиках — по трое солдат да старина Обст, который с потерей своих людей, кажется, смирился вполне спокойно. Видывал и не такое.
Фрисснер тоже не мог сказать, что чересчур переживает. Тоже видывал не такое. Да к тому же как-то захолодел внутри, стал слишком спокойным. Это чрезмерное спокойствие настораживало его — не начало ли это надвигающегося помешательства? После странного дождя, после зыбких песков, после мертвого поселка можно свихнуться. И если Фрисснер свихнется…
«Я уже начинаю подыскивать этому объяснения», — подумал Артур и сильно, до крови прикусил нижнюю губу. Острая боль отогнала дурные мысли, и ей помог Ягер, цинично сказавший:
— Я так понимаю, мы у самого порога. Не отметить ли это событие, пока мы все не сдохли?
Штурмбаннфюрер как раз держался молодцом, он оставил все свои дикие выходки, не пьянствовал и не задевал профессора. Он вел машину, помогал солдатам исправлять мелкие поломки и даже вызвался в ночной караул, мотивируя это тем, что у него бессонница. Фрисснер и сам заметил, что Ягер практически не спит — разве что урывками, в машине, то и дело беспокойно вздрагивая. Может быть, это тоже помешательство, только избравшее иной путь?
— Мы не собираемся подыхать, штурмбаннфюрер, — сказал Артур.
— Никто не собирался, штурмбаннфюрер, — в тон ему ответил Ягер. — Но это место похоже на преддверие Ада, и я не удивлюсь, если так оно и есть. А вон там — уж не черт ли вышел нас приветствовать?
— Что за… Постойте, постойте, а что это такое?
Фрисснер поднес к глазам бинокль. Примерно в полукилометре от остановившихся машин на песке сидел, скрючившись, человек, укутанный в лохмотья.
— Муамар! — позвал капитан. Проводник послушно подошел, капитан протянул ему бинокль и спросил, указывая в сторону сидящего:
— Это еще кто?
Муамар посмотрел, вернул бинокль и показал на свои глаза, потом на песок.
— Что это еще?
— Я думаю, что-то не шибко хорошее, — предположил Ягер. — Например, что у того парня глаза вывалились на песок к чертям собачьим.
— Поедем и посмотрим, — жестко сказал капитан. — Надоели мне эти загадки.
Небольшое расстояние они одолели быстро, хотя никакой дороги уже не наблюдалось. «Фиат» остановился в метре от сидящей фигуры, все такой же неподвижной. Фрисснер вылез из машины, за ним поспешил ученый. Штурмбаннфюрер держался в стороне, готовый прикрыть их в случае чего огнем из «стэна».
Капитан коснулся рукой замотанного в черное тряпье плеча, и человек мягко повалился на правый бок. Он упал неслышно, чуть скрипнул песок, и кто-то из солдат охнул у Фрисснера за спиной.
Мумия.
Впалые веки, торчащая жесткая борода, иссохшая кожа, кое-где шелушащаяся, словно старая краска… При жизни это был старик, несомненно, араб, и сколько времени он вот так сидел здесь, словно безмолвный страж, оставалось только догадываться.
Такой же, как английские солдаты в мертвом поселке. Фрисснера передернуло, он повернулся к профессору и по его глазам сразу понял, что тот думает то же самое.
— Тот, Чьи Глаза Высохли, — скрипуче произнес Замке.
— Ерунда, — скорее для себя и солдат, чем для ученого, сказал капитан. — Он умер здесь и высох на солнце. Он старик.
— Тот, Чьи Глаза Высохли, — повторил Замке, рассеянно глядя перед собой. — Поверье. Человек, который находит две жертвы Того, Чьи Глаза Высохли, сам станет его добычей.
— Не городите чушь. — Штурмбаннфюрер подошел к трупу и присел на корточки, положив «стэн» на песок. Он деловито обшарил тело и извлек из-под тряпок небольшую флягу, украшенную причудливой чеканкой. Потряс ее возле уха, отвинтил пробку и перевернул.
— Вода, — сказал он, хотя все и без того прекрасно видели тонкую струйку. Ее было немного, этой воды, но старик умер не от жажды. О чем он думал, что видел в последние моменты жизни? Иссохшее лицо не сохранило никакого выражения, лишь тонкие губы кривились в подобии усмешки…
— Штурмбаннфюрер, откройте ему рот, — велел Фрисснер.
— Что?! — Ягер с удивлением оглянулся.
— Откройте рот мертвецу.
Ягер пожал плечами и, положив ладонь левой руки на лоб покойника, решительно потянул правой за нижнюю челюсть. С хрустом, от которого у капитана пробежали по спине быстрые и колючие мурашки, рот открылся, и из него посыпался песок.
— Он жрал песок, — тревожно сказал Ягер. — Этот урод жрал песок перед тем, как умереть. Или чтобы умереть.
— А-а-а-а-а! — дико закричали сзади. Фрисснер инстинктивно упал и перекатился на бок, Ягер схватил «стэн» и развернулся…
— А-а-а! — кричал молодой солдат Герниг, тот самый, который играл в шахматы с Муамаром. Он стоял на коленях, прижав ладони к ушам, и протяжно вопил, глядя куда-то в небо. К нему уже бросился Обст, принялся трясти, Лангер протягивал флягу…
Артур, испытывая стыд за свой страх, поднялся. Ягер так и остался стоять на коленях.
— Чокнулся солдат, — сказал он, и Фрисснер услышал в его голосе несомненное удовлетворение.
— Чему вы радуетесь?
— Кто-то должен был чокнуться, и я рад, что это не я. И не вы с профессором, потому что без вас дела были бы еще хуже, чем есть. А так лимит чокнутых на ближайшее время исчерпан. Свяжите его.
Это штурмбаннфюрер бросил Обсту и Лангеру, безуспешно пытавшимся унять безумца. Унтер-офицер вопросительно посмотрел на капитана, и Фрисснер кивнул.
— Свяжите и положите в кузов, — сказал он. — Может быть, он придет в себя.
— Надо бы его пристрелить, — деловито предложил Ягер, поднимаясь, но «стэн» повесил на плечо. — Обуза… И другие, глядя на него, тоже могут свихнуться.
— Как можно…— начал было Замке, но Ягер оборвал его:
— Все можно, господин археолог. Скажите лучше, что там за история с этим, чьи глаза высохли.
— Тот, кто нашел две его жертвы, сам станет третьей.
— А кто нашел-то? Юридически это был я, я его увидел и показал капитану.
— А я его коснулся, — напомнил Фрисснер.
— Боюсь, это распространяется на всех нас… — покачал головой ученый.
— И ночью он придет за нами, не так ли? — Ягер хмыкнул, поскреб щеку. — Ну, сейчас утро, пора завтракать. За день мало ли что может еще случиться… Давайте решать, будем жрать или же поедем сразу туда, где располагается наша замечательная цацка.
— А мы не знаем, где она, — просто сказал Юлиус, снял очки и стал протирать их рукавом.
— То есть как?
— Мы знаем лишь примерное местоположение. А сам артефакт нужно искать по приметам, которых шесть. Отец указал их достаточно подробно, но вот сохранились ли они… Время, люди, что-то еще могло их уничтожить.