пункт на дороге к переправе, собрали еще три парома из жмок
А-3 — не слишком надежных, но надо было рисковать.
— Богун, умеешь водить машины? — спросил Баженов.
— Прав нет, а умею.
— Возьми документы расстрелянного и веди его машину. Вскоре Богун вернулся и доложил, что убитый — не шофер и не сапер. Он спрашивал и шоферов, и саперов — никто его не знает.
— А документы?
— Авиадесантника. А может, он и не наш, а только документы наши?
— Ты думаешь?
— А вы сами прикиньте! Кто звал в лес, кто восстанавливал против офицера, кто стрелял в вас?
В полночь прибыли полковник и подполковник из отдела боепитания. Они сообщили, что с их прибытием старший лейтенант освобождается от обязанности переправлять боеприпасы, — так приказал командарм.
Начальник штаба Коломиец диктовал телеграмму сержанту Луганской, когда к нему явился Баженов.
— Жив! — радостно вскрикнула Луганская, вскочила, но сейчас же заставила себя сесть.
— А мне доложили, — сказал начштаба, — что ты убит прямым попаданием!
— Не я, а комендант переправы, предшественник мой. Ваше приказание наладить переправу выполнил. Разрешите идти дежурить?
— А как ты… — начал было начальник штаба, но, вглядевшись в лицо Баженова, сказал: — Иди-ка ты спать.
Баженов зашел в дежурку и доложил полковнику Орленкову об этом распоряжении полковника Коломийца.
— Молодец! Не подвел ты нас! Иди спать. Дежурит Филиповский.
…Баженова разбудило чье-то прикосновение. Он открыл глаза и в свете луны увидел бледное лицо Марины Луганской.
— Ты что? — спросил он. — Принесла телеграмму.
Баженов взял телеграмму, посветил на нее:
— Ничего срочного. От Сысоева. Напрасно беспокоилась, да еще ночью.
Марина не отвечала. Ее широко раскрытые глаза казались черными.
— Неужели ты?..
Она закрыла ему рот ладонью.
Затем отняла ладонь от его рта и прижалась к нему губами.
— Что у тебя за дурацкие порядки! — с этими словами Сысоев вошел рано утрам в комнату к Баженову. — Богун говорит, контужен, нельзя, не приказано… — Сысоев осекся, посмотрел на сержанта Луганскую, расчесывавшую волосы перед зеркальной дверцей гардероба, сказал: — Зайду через пять минут, — и поспешно вышел.
Когда он вернулся, сержант Луганская была все еще в комнате. Она с некоторым вызовом смотрела на Сысоева, ожидая замечания или насмешек.
— В чем дело? — обратился Сысоев к Баженову.
— Сержант принесла твою телеграмму! — ответил Баженов.
В дверь заглянул Богун и обратился к майору:
— Так что подполковник связи желают войти.
— Пригласи.
В комнату быстро вошел пожилой, сутулящийся подполковник Жаворонков и увидев сержанта Луганскую, спросил:
— Вы здесь зачем?
— Принесла телеграмму, — объяснил Сысоев.
— Ну, я наведу здесь порядки! Что у них, бойцов нет, что гоняют телеграфисток? Можете быть свободной, товарищ сержант.
Луганская вышла.
— Я забыл спросить у вас, майор Сысоев: когда мы отправляемся дальше?
— Через полчаса, — ответил Сысоев. Заметив, что подполковник повернулся к двери, добавил: — Прошу задержаться, есть дело.
Он начал говорить о гитлеровском радионаводчике, еще о чем-то… Баженов вышел в коридор. Там сидел Богун.
— Так что не беспокойтесь, — сказал он. — Я сбегал к лейтенанту на узел. Он посердился, но я уговорил, чтобы без скандала.
— Спасибо тебе, Иван Онуфриевич. — Баженов был тронут.
Подполковник связи ушел. Сысоев требовательно спросил:
— Ты зачем мне врал?
— Я не врал, Петер; ты понимаешь… — и Баженов рассказал, как за пятнадцать минут пережитая опасность сроднила их с Мариной.
— Понимаю, — кивнул Сысоев и замолчал. Он ни с кем и никогда не говорил на интимные темы.
— Наши задачи в предстоящем наступлении таковы, — начал Сысоев, как будто и не было иного разговора…
А еще через час подполковник Орленков приказал Баженову ехать в Герасимовку и подготовить помещения для ВПУ. С собой пусть возьмет половину автоматчиков с лейтенантом, узел связи, его вестового и проследит, чтобы Кураков приготовил обед для всех. Они прибудут с Казюриным и офицерами других отделов через два часа.
Но еще до отъезда Баженова прибыл член Военного совета генерал Соболев. Он поблагодарил Баженова за помощь в доставке снарядов. Поблагодарил и за разгадку секрета радионаводки бомбардировщиков. Теперь понятно, почему было два прямых попадания — в замаскированный склад снарядов в лесу и на станции. Погибло два очень толковых интенданта. Жаль генерала Дубинского; контузия не такая уж тяжелая, но возраст!..
Баженов доложил генералу, что он не препятствовал населению возвращаться в село: пусть тушат пожары, налаживают снова жизнь… Рассказал и о своем «помощнике коменданта по гражданскому населению».
— По гражданским делам? — подсказал генерал.
— Помощник по гражданским делам, партизан Невысокий, — продолжал Баженов, — знает местное население и уже задержал двух нездешних для выяснения личности. Передали их командиру партизанского отряда Льохе.
— Оригинальнейший человек, познакомься поближе, — посоветовал генерал.
Расставаясь, Баженов попросил генерала Соболева приказать контрразведке выяснить личность расстрелянного им на переправе, так как шоферы его не знают. Авиадесантники, которым его показали, тоже не узнали.
— Переживаешь? Я выясню. Но будь этот провокатор шофером, десантником, кем угодно, — ты поступил правильно.
И уже перед самым отъездом Богун подошел к Баженову, разговаривавшему с полковником Орленковым, и спросил разрешения обратиться к старшему лейтенанту.
— Так шо машины и люди уже выехали в Герасимовку. Лейтенанту передал ваш приказ — готовить щели и чтоб искали «штуковины». Только остались двое связистов. Не прихватите ли вы их в свой «виллис»?
Разумеется, Баженов заехал за оставшимися связистами. Впрочем, там оставался всего лишь один: Марина Луганская.
Бывают холодные затяжные вёсны. И май уже, а почки не распускаются. А бывает весна ранняя, бурная. Бывает и так: еще вчера была зима, бушевала метель, а сегодня и небо голубое, и солнце припекает так, что за один этот день половодье заливает луга и пажити, деревья стоят по пояс в воде, и вдруг лопаются и распускаются почки и кажется, будто леса в зеленом дыму. Весна света, весна воды, весна зеленого шума…
Так случилось и с Мариной Луганской. Строгая девочка, дочь ленинградского профессора, она вместе с другими студентками, когда враг подошел к Ленинграду, добровольно пошла в армию. Сначала Марина была санитаркой, но так как она умела печатать — часто приходилось печатать отцу, — ее взяли машинисткой в штаб полка. Затем она стала связисткой-телеграфисткой, работала грамотно, четко; ее затребовал узел связи штаба армии.
