— Я не могла даже подумать, сударь, что она способна на такое.
— Мне кажется, не со мной первым обходятся подобным образом. Разве она не отхлестала по щекам некоего офицера? Даже не впадая в излишнюю подозрительность, можно подумать, что тётушка и племянница недурно спелись.
Сии последние слова привели бедную женщину в совершенное отчаяние, и дабы хоть немного успокоить её, мне пришлось просить прощения. Проснувшись на следующее утро, я был немало удивлён появлением у моей постели мадемуазель Мерси. Она извинилась за взятую на себя вольность и умоляла простить её.
— Мне трудно понять, мадемуазель, вашу манеру поведения в отношении людей, которые суть лишь жертвы ваших прелестей.
— О, сударь, я не испытываю ни малейшего удовольствия от того, что все, увидев меня, теряют рассудок. Их уважение было бы намного приятнее. Согласитесь, если ваш долг уважать меня, то я вынуждена защищаться, когда вы забываете об этом.
— Ваши рассуждения совершенно безупречны, и вы могли бы убедиться, что я безропотно перенёс полученную затрещину. А моё поспешное исчезновение служит доказательством искреннего к вам уважения. Признайтесь, однако же, что оправдание ваших действий по меньшей мере странно.
— А что я сказала?
— Будто долг обязывал вас разбить мне нос. По-вашему получается, что нужно просить прощения за то, к чему нас обязывает долг.
— Я согласна, мне надо было защищаться не столь ожесточённо.
— У меня нет обиды на вас.
— Я знаю и очень тронута этим. Не обращайте внимания на слова, ведь на самом деле я люблю вас!
Вот неожиданное заключение, которого я совершенно не ожидал и которое завершилось потоками слёз. Очевидно, некоторая доля решительности привела бы к ещё одной победе, и эта победа досталась бы мне с совершенной лёгкостью, поскольку сама жертва была вполне готова к ней. Я всегда знал, что растроганная женщина уже покорена, однако же достаточно внушил себе не поддаваться искушению и посему, нимало не отталкивая её, тем не менее выпроводил, уверив, что после выздоровления буду весьма рад снова свидеться с нею. Но получилось так, что этой встрече не суждено было произойти. Не правда ли, любезный читатель, это воистину превосходное свидетельство моей воздержанности? Сам Сципион Африканский выказал меньшую добродетель перед красотою приведённой к нему пленницы, поскольку он не испытывал мучившей меня влюблённости.
Не знаю, упоминал ли я, что рядом со мной поселился некий итальянский маркиз. Однажды привратник произнёс в моём присутствии его имя: маркиз Антонио делла Кроче.
“Уж не Санта-Кроче ли это?” — подумал я и, расспросив, узнал, что при нём жена, секретарь, камеристка и два лакея. Любопытство моё увеличилось ещё более. Я отправился к нему, и, услышав моё имя, он сразу поспешил мне навстречу. Я не ошибся — это был Санта-Кроче! Мы рассказали друг другу о своих приключениях с тех пор, как расстались в Милане. За шесть лет он изъездил всю Европу, борясь с превратностями судьбы, которая, несмотря на его кажущееся благополучие, не очень его баловала. В Париже и Брюсселе он выиграл много денег, однако же оставлял их в других городах. Тем не менее, жил он вполне беспечно, не поддаваясь вечному страху перед кредиторами, что, впрочем, вынуждало его путешествовать несколько более, чем хотелось бы. Как раз в Брюсселе Санта-Кроче безумно влюбился в девицу из высшего общества. История его любви стара как мир — девица, тоже поддавшись увлечению, по приказу отца-тирана попала в монастырь. Чтобы всё соответствовало канонам истинной трагикомедии, Санта-Кроче похитил красавицу и выдавал её за свою жену в ожидании лучших времён.
Госпожа маркиза Санта-Кроче была юной особой семнадцати лет: прекрасно сложённая блондинка с белой кожей, тонкими и нежными чертами лица, одним словом, совершенная красавица. К тому же, она обладала качествами, далеко не всегда сопутствующими красоте, кои в моём представлении даже предпочтительнее сей последней. Я говорю о той особенности манер и умения держать себя, которая проявляется даже во взгляде и звуке голоса. Её братья и сестры ещё живы, и поэтому я не буду называть имени этой женщины. Санта-Кроче звал её Шарлоттой. Когда я впервые увидел его любовницу, она была на шестом месяце беременности. Впечатление, произведённое ею, оказалось столь глубоким, что даже сейчас я не могу вспоминать без волнения о нашей первой встрече. За столом я был рассеян и не находил уместных ответов на те вопросы, с которыми она обращалась ко мне.
Я не мог объяснить себе, каким образом столь очаровательная молодая особа могла увлечься Санта-Кроче — человеком, который не отличался ни внешностью, ни образованностью, ни умом. Его обращение было вполне заурядным, а средства к существованию — более чем неопределёнными. Конечно, любовь не рассуждает, однако же из десяти влюбляющихся женщин девять увлекаются посредством глаз, а если говорить правду, у Санта-Кроче не было никаких качеств, могших бы завоевать для него десятую. Уже во второй раз мне приходилось искать объяснения подобной загадки. История этой второй любви Санта-Кроче являла собой почти полное повторение первой. Но я был далёк от надежды, что и вторая будет отдана мне с такой же лёгкостью. После обеда я счёл необходимым прочитать Кроче мораль и заговорил о долге, понятии для него почти незнакомом.
— Ты же совсем не подумал, прежде чем увозить юную особу. Вот первая глупость. Но не вздумай делать вторую и бросать её. Вообрази только, какая вина ляжет на тебя, если ты оставишь в нищете, а следовательно и проституции молодую девицу, столь необыкновенную, как по своему происхождению, так и по достоинствам.
Санта-Кроче отвечал на это уверениями в вечной любви, что в его устах ровно ничего не означало.
— Твоя любовь к сей девице во многом зависит от состояния твоего кошелька. Ты богат?
— Как игрок, по своему обыкновению.
— И она знает об источнике твоего видимого благополучия?
— Может быть, догадывается, но ведь она любит меня. Мы поедем в Варшаву, и там я женюсь на ней ещё до родов.
— Достойное намерение. Но как ты осуществишь его? Или у тебя полные карманы?
— О, если тебе нужны деньги, мой кошелёк к твоим услугам. Не подумай, что нужда заставит меня отдать и эту женщину.
Я был доволен его предложением, но не воспользовался им, а только сказал, что перестал играть, получив прибыль в четыреста луидоров, и, поскольку он тоже в выигрыше, советую последовать моему примеру. Однако же Кроче продолжал искать простаков и, не находя таковых, пустился на риск, увлёкшись зелёным сукном больших банков, и стал проигрывать всё больше и больше. Тем не менее, его расположение нисколько не соответствовало состоянию дел: он не терял аппетит и наслаждался своей прелестницей, которая, впрочем, ни о чём не подозревала.
