Фрике и Андре придерживались иного мнения: с трудом переправив багаж в одну из трех гостиниц, они едва смогли найти место в большой общей зале, где ели, пили, жевали табак и бешено ораторствовали жители нового города, разбившись на тесные группки.
Хозяйка-немка, крупная женщина, невозмутимая как корова, медленно обходила узкие длинные столы, покрытые грязными скатертями. Остановившись перед двумя заезжими иностранцами, она монотонно, на манер нюрнбергской куклы, проговорила:
— Солонина. Корнед-биф. Ветчина. Картофель. Десерт. Чай. Кофе.
По-английски, но с убийственным немецким акцентом. Друзья все-таки поняли, что им предлагали, оценив по достоинству столь блестящий набор блюд.
Но в ответ ничего сказать не успели, матрона тотчас исчезла. Через пять минут вернулась с дюжиной блюдечек, двумя грошовыми ножами, двумя железными вилками и куском пресного хлеба, похожего на кирпич.
Жаловаться не приходилось — друзьям подали не только предложенное хозяйкой, но и многое сверх того, о чем они и спросить не догадались бы.
Фрике окинул залу инквизиторским взглядом парижанина, умеющего подмечать мельчайшие подробности. Молодой человек сидел с самым степенным и важным видом, но в душе забавлялся. Уж очень курьезно выглядели эти «выдающиеся» горожане, prominent citizen, тыкавшие железными вилками в блюдечки, накладывавшие на тарелки груды еды, которую поливали горчицей и соусами, невероятно крепкими и острыми, и запихивали ее в рот посредством ножа и вилки.
Вступив в битву с поданным ему куском говядины, жесткой, точно мясо акулы, он вдруг остановился, сраженный неожиданным зрелищем.
Джентльмен весьма почтенного вида, вероятно пастор, занимался кулинарными приготовлениями, которых европейцу ни за что не понять. Он нарезал кубиками жареную ветчину, полил ее консервированным молоком, густым, почти как мед, накрошил туда грибных консервов. Выдавил в эту смесь свежий помидор, полил все яйцом, разведенным в виски, круто посолил, насыпал, не жалея, перца и обложил ломтиками ананаса. Затем сдобрил это блюдо каким-то черным составом.
«Не иначе тут пари», — сказал себе парижанин.
Его передернуло, когда пастор принялся с аппетитом поглощать эту смесь.
— Месье Андре, — шепнул он другу, — даже китайцы не смогли бы придумать ничего подобного, а уж они-то мастера смешивать несовместимое. Сколько я ни ездил по белу свету, ничего подобного не видел. Вот это меню! Ну и американцы!
Андре невозмутимо поедал ветчину, хлеб, огурцы и помидоры с видом человека, торопящегося окончить неприятную формальность и поскорее расстаться с этой передовой цивилизацией, забравшись в дикую глушь, где воздух чист, люди гостеприимны, пища проста и съедобна, где живется вольно и дышится полной грудью.
После этой еды — кажется, они в жизни своей не пробовали хуже — друзья отправились на поиски лошадей.
Их в Валлуле было предостаточно. Малорослые, но красивые и крепкие кони. Настоящие ковбойские — неутомимые и выносливые.
Андре выбрал себе рыже-бурую лошадку с черным хвостом и черной гривой, крепкими сухими ногами, тонкими, но твердыми, как мрамор, копытами.
А Фрике… Бреванн невольно улыбнулся его выбору.
Люди небольшого роста очень любят все объемное: носят шляпы с широкими полями, курят сигары, путаются в длинных пальто, предпочитают просторные комнаты, держат крупных собак, женятся на рослых женщинах.
Это известно всем.
Хотите знать, какая лошадь приглянулась Фрике, который, по правде говоря, не слишком вышел ростом?
Долговязый конь, необыкновенно высокий по сравнению с местными лошадьми, казавшийся страусом среди журавлей. То был, по всей вероятности, скакун-неудачник, неизвестно как застрявший на последней станции Северо-Западной железной дороги.
Молодой человек подошел к нему, взял за повод, потрепал по груди, осмотрел со всех сторон с видом знатока и сказал Андре:
— Этот конь как раз для меня. Я его беру.
«Выдающиеся граждане» высыпали из гостиниц и салунов, чтобы посмотреть, как будут выбирать себе лошадей приезжие французы. Решение Фрике всех удивило. Уж очень велика разница между лошадью и седоком. Среди публики раздался хохот, впрочем, отнюдь не враждебный. Парижанин выпрямился, как задорный петух, но, подумав немного, пожал плечами и приготовился вскочить в седло.
— Смейтесь, дураки! — процедил он сквозь зубы.
Вдруг на его плечо опустилась чья-то тяжелая рука и кто-то проговорил осипшим басом:
— Если у вас нет лестницы, полковник Джим может вас подсадить.
Фрике обернулся и увидел перед собой ковбоя-богатыря, неотесанного не только снаружи, но, судя по всему, и изнутри. Такие люди говорят о себе, что они полукрокодилы-полулошади.
— Что за чудище! — возмутился француз. — И потом, что за фамильярность? Прочь лапы, не то я так тресну…
Зрители окончательно развеселились, бурный хохот одолел почти всех.
Ковбой руки не снял, поэтому молодой человек оттолкнул его и так сильно, что тот — правда, он был пьян — отступил шага на три и едва не упал.
Оправившись, поднял кулак и хрипло прокричал:
— Я тебе башку размозжу!
— А я тебя сломаю, как спичку! — пронзительно воскликнул Фрике, делая быстрый прыжок и становясь в безукоризненную позицию боксера.
Американцы вообще очень плохо воспитаны, можно даже сказать, не воспитаны вовсе, но они не задиристы и в глубине души скорее добродушны и благожелательны. Многие любопытные хотели прекратить ссору, один из них обратился к Андре:
— Джентльмен, увели бы вы вашего друга. Полковник Джим пьян, может выйти несчастье.
— Спасибо, джентльмен, — холодно отвечал Бреванн, — но ваш полковник поступил с моим другом чересчур грубо и дерзко и заслуживает хорошего урока. Не робей, Фрике! — обратился он к парижанину.
Массивный кулак ковбоя опустился, но встретил пустоту — молодой человек ловко увернулся.
— А еще полковник! Вы боксируете, точно стоптанная туфля. Вот вам за это!
Раздался глухой удар. Кентуккиец завыл от боли. Глаз его моментально вздулся, закрылся и посинел.
Растерявшийся гигант, видимо не привыкший к настоящему боксу, вообразил, что, схватившись с противником грудь в грудь, легче его одолеет.
Фрике отпрыгнул на три шага назад и сказал в публику, что так как противник не соблюдает правил, то и он не будет их соблюдать.
— Совершенно верно!.. Француз прав!.. Пусть действует, как хочет!.. — послышались голоса.
— Ну, так вот вам! — сказал молодой человек и взбрыкнул обеими ногами. Ковбой упал как подкошенный.
